Неукротимая Сюзи

Двум новым жильцам сразу же пришлось почувствовать большой интерес к себе со стороны окрестных кумушек, которые открыто таращились на эту «противоестественную» парочку, в которой муж был вполне нормальным дворянином, а жена – чем-то вроде обезьяны. Затем соседи постепенно привыкли к присутствию на их улице негритянки, которую привезли из какой-то далекой колонии, но которая при этом, по-видимому, не была дикаркой. Все пришли к выводу, что она была служанкой, а шевалье – ее хозяином.

Сюзи, не откладывая дело в долгий ящик, принялась писать книгу о своих приключениях. Она день за днем сидела в своем кабинете с пером в руках и, роясь в памяти, излагала на бумаге забавные истории и различные умопомрачительные случаи из своей биографии искателя приключений, сопровождая их комментариями и описаниями моря, климата Новой Франции, растительности островов, которые называются Гренадины, и вообще всего того, о чем стоило бы упомянуть в подобной книге. Это занятие доставляло ей немало удовольствия.

Кимба была рада тому, что Сюзи постоянно находится рядом с ней. Она стала заниматься самообразованием, обнаружив в доме множество книг, оставленных его бывшим владельцем – советником Парижского парламента и ученейшим человеком. Самообразование это заключалось в том, что она просто читала подряд все, что попадало к ней в руки: от жизнеописаний святых до «Записок о Галльской войне» Гая Юлия Цезаря и от произведений поэтов Возрождения до «Духа законов» господина де Монтескье.

Если Сюзанну вдруг в чем-то подводила ее память, она обращалась за помощью к своей подруге:

– Кимба, ты помнишь, как Сагамор называл те фрукты, которые были одновременно и сладкими, и кислыми?

Или же:

– Сколько пушек имелось на «Дриаде»? И как звали ее капитана?

У Кимбы всегда находились ответы на все ее вопросы.

В последние месяцы 1724 года эти две женщины не часто покидали свое жилище. Никто не приглашал к себе Сюзанну и не приходил к ней в гости, потому что одни ее знакомые не знали, что она находится в Париже, а другие о ней уже позабыли.

Кимба заметила, что она в этом городе – не единственная негритянка. В некоторых знатных семьях считали хорошим тоном держать дома темнокожих людей – в роли горничных, кучеров и прочих слуг – и показывать их своим гостям как своего рода декоративные предметы мебели или же домашних животных. Когда она приобрела достаточно уверенности и стала хорошо ориентироваться для того, чтобы самостоятельно ходить по городу (сначала в квартале Сен-Мерри, а затем и в других кварталах), ей довольно часто доводилось сталкиваться с «братьями» и «сестрами», привезенными в Париж из Сенегала и Гвинеи. Она также заметила и то, что к ним относятся совсем не так, как к ней. Ей как-то раз удалось поговорить на своем родном языке с кучером из гостиницы «Морьен», которого звали Исса и которому его хозяева дали имя Гастон, подходившее ему не лучше той дурацкой ливреи, которую он носил. Кимбе приходилось регулярно сталкиваться с высокомерным или же презрительным отношением к ней со стороны некоторых зевак и торговцев, склонных смотреть на нее как на безмозглое животное. Как-то раз она услышала, как одна женщина сказала своему мужу – мещанину с похотливым взглядом:

– Ты только посмотри на эти круглые глаза, этот приплюснутый нос, эти толстые губы, огромные уши и волосы на голове, похожие на шерсть! Даже в нашем климате она сможет родить на белый свет лишь таких же животных, как она сама…

Ее муж в ответ сказал:

– Хм, вполне возможно, что уровень ее умственного развития и соответствует твоему представлению о нем, однако согласись, что, несмотря на все те недостатки, которые ты перечислила, она намного смазливей многих белых женщин… пусть даже они и добродетельные.

Когда она рассказала об этом случайно услышанном ею разговоре Сюзанне, та сердито фыркнула.

Сюзи редко выходила из дома, а если и выходила, то уже не в мужской одежде. Для этого была своя причина: она все еще побаивалась соглядатаев господина де Бросса. Правда, после своего возвращения из Нового Орлеана она ни разу не замечала, чтобы кто-то шел за ней или же следил за ней, стоя поодаль, однако она все же предпочитала бродить по Парижу – когда у нее возникало такое желание – в наряде, предназначенном для дам.

Ее соседи и соседки на улице Сен-Мерри в конце концов решили, что у шевалье имеется супруга, причем довольно красивая и одного с ним возраста, и что у него также есть служанка, представляющая собой настолько цивилизованную негритянку, насколько вообще негритянок можно цивилизовать.

Так миновали конец одного года и начало следующего. Сюзи писала, а Кимба читала и вела домашнее хозяйство.

Начиная с весны 1725 года небо, похоже, решило вылить на Париж и вообще на все Французское королевство всю имевшуюся в нем воду. Дожди начались еще в конце зимы, но пока неуверенно, а вот в начале весны они стали лить как из ведра и едва ли не непрерывно. Они шли и в начале лета.