Неукротимый, как море

Искаженный профиль кардиоритма раз за разом повторялся на медленно крутящемся барабане, и Саманта перешла к следующему аквариуму.

— Видишь пичок во впадине? Свидетельство частичного ускорения сердечных сокращений. Это действует кадмий в разбавлении десять к миллиону. В концентрации сто к миллиону он погубит всю морскую живность, при пятистах частях медленно умертвит человека, а если попадет в воздух или жидкость при соотношении семьсот частей на миллион, то примется быстро убивать людей.

Заинтересованность Николаса превратилась в завороженность. Он взялся помогать Саманте с регистрацией результатов эксперимента, регулировал расход воды и концентрацию химикатов… Понемногу они повышали насыщенность растворов, и легкие перья самописцев бесстрастно фиксировали растущее беспокойство, а затем и агонию моллюсков.

От омерзения и страха при виде процесса дегенерации Ник едва мог подобрать слова.

— Это просто жутко…

— О да. — Саманта отошла от аквариумов. — Такова природа смерти. Однако у этих организмов нервная система настолько рудиментарна, что они — в отличие от нас — не испытывают боли. — Девушка невольно поежилась. — Но представь, что весь океан отравлен подобно любому из этих резервуаров… представь немыслимые страдания десятков миллионов морских птиц, млекопитающих, тюленей, черепах, китов… И затем представь, что может случиться с человечеством. — Она сбросила с плеч лабораторный халат и вскинула глаза на стекловолоконную кровлю. — Знаешь, я проголодалась… И ничего удивительного! Уже стемнело!

Пока они на пару прибирались в лаборатории и проверяли, в порядке ли насосы и прочее постоянно включенное оборудование, Саманта продолжала рассказывать:

— За пять часов мы с тобой протестировали более полутора сотен образцов загрязненной воды и получили точные параметры реакции организмов на пятьдесят опасных веществ — при затратах в полдоллара на образец. — Она погасила свет. — То же самое, но с помощью спектроскопа обошлось бы в десять тысяч долларов, да и пришлось бы на две недели задействовать целую команду опытных специалистов.

— Да ты настоящий фокусник, — сказал ей Николас. — Умница. Я впечатлен, серьезно говорю.

Возле раскрашенного в психоделические цвета «шевроле» она остановила Ника и виновато взглянула ему в лицо.

— Ты не против, если я тобой немножко похвастаюсь?

— Это как прикажете понимать? — насторожился он.

— Наши ребята собрались поужинать креветками. Спать будут прямо на борту, а с утра выйдут помечать тунцов… Но мы можем и не ходить с ними. Возьмем себе еще бифштексов, вина…

Но Николас ясно видел, как ей хочется в море.

Он был длиной пятьдесят пять метров, этот ветхий кошельковый сейнер, пришвартованный к дальнему концу университетского причала. Рулевая рубка нелепо торчала поверх надстройки, напоминая то ли будку ночного сторожа, то ли деревенское отхожее место. Даже слоями новой краски не удалось замаскировать дряхлость судна.

Еще на подходе к причалу Саманта с Ником услышали голоса и смех, доносившиеся из-под палубы.

«Ловкач Дики», прочитал Ник название судна на высокой, уродливо загнутой корме.

— А мы от него в восторге, — сообщила Саманта, ступив на узенькие расшатанные сходни. — Он принадлежит университету, одно из четырех наших исследовательских судов. Остальные три — вполне современные и новомодные, по двести футов длиной, однако именно «Ловкачом» мы пользуемся для коротких вылазок в Мексиканский залив или на острова. А потом, это своего рода факультетский клуб.

Кают-компания была обставлена скудно, на монастырский манер — голые деревянные скамьи, одинокий длинный стол, — однако атмосфера в ней царила под стать дискотеке. В кубрик под завязку набилась загорелая молодежь обоих полов: и парни, и девушки носили линялые джинсы, а длиной выцветших на солнце, растрепанных волос соперничали друг с другом. В воздухе стоял густой аромат вареных креветок и топленого масла, стол ломился от галлонных бутылей калифорнийского вина.

— Эй! — подала голос Саманта, силясь перекричать какофонию шутливой перебранки, острот и серьезных научных споров. — Это Николас!

Нечто вроде затишья спустилось на своеобразное факультетское собрание, и все принялись разглядывать Ника с настороженным, ревнивым любопытством, которое характерно для любой тесно сплоченной социальной группы, где не очень-то жалуют новичков и чужаков. Ник невозмутимо уставился в ответ, встретил взглядом каждую пару глаз, начиная потихоньку догадываться, что, несмотря на более чем диковатые прически, неформальные одеяния и внушительное количество бород, эта группа была подлинно элитарной. В каждом лице светился острый ум, взгляды быстрые, цепкие, и во всех физиономиях без исключения читалась гордость и уверенность в себе.

Во главе стола сидела внушительная личность: мужчина в возрасте Ника или чуть постарше, поскольку в его бороде виднелись седые пряди, а обветренное, прокаленное солнцем лицо изрезали глубокие морщины.

— Приветствую вас, Ник, — прогромыхал он. — Не буду делать вид, что мы о вас не наслышаны. Саманта нам не раз докладывала о том, как…