Неумолим бег времени (публицистика)

А разве так называемые «Дикие дивизии», состоящие из кавказцев, не нагоняли страх на японцев в 1905-м, на немцев в 1914 году? Зачем же унижать достоинство воинственных горцев, утверждая ложь, что «Шамиль считал, что горец способен делать добро лишь тогда, когда чувствует, что над его головой занесена шашка, уже отрубившая несколько голов». А вообще, уважающий себя писатель, а тем более историк не должен употреблять слова: «думал», «считал», «хотел», а давать оценки героям по их действиям.

Не выдерживает никакой критики и выдумка Ольховского о том, что у Шамиля была «разработана целая система воспроизводства людей в государстве». Что-то подобное пропагандировал Геббельс для воспроизводства солдат вермахта. Быть может, Геббельс смотрел на людей как на стадо, отбирая в производители тупых бугаев. Что касается Шамиля, то он, как глубоко верующий человек, во всём видел священную волю Аллаха и, не позволяя отсебятины, строго придерживался каждой буквы законов шариата, утверждённого исламом.

В заключение хочу сказать, что от «винегрета», изготовленного Ольховским, веет вызывающим, провокационным духом. И тем опасны Ольховские, которые, заняв позицию сторонних наблюдателей за противоборствующими, не только потирают руки от удовольствия, но и подстрекают, поджигают, подливая масло в тлеющие очаги, унижая чувства собственного и национального достоинства инородцев.

«Кавказский край», 1993 г.

Кому верить?

Ещё один ответ Олегу Ольховскому

В отзыве на статью «Имя станицы Баталпашинской остаётся загадкой» («Кавказский край», № 27, 1992 г.) Олег Ольховский приводимые мною доводы расценил как вызов, брошенный историкам («Кавказский край», № 35, 1992 г., «Прах Тимура из мавзолея Гур-Эмир»).

«Вызов» – это было бы слишком смело со стороны человека, посвятившего всю жизнь практической медицине и без претензий увлекающегося прошлым родного края.

История – древнейшая наука наук. Сознавая это, всякий посвятивший себя «дееписанию», должен относиться к истории как к «Её Величеству». Лучший из русских историков Николай Михайлович Карамзин (кстати сказать, потомок татарского князя Кара-Мурзы), автор непревзойдённой «Истории Государства Российского», предупреждал, что история не терпит вымыслов, в ней должна сообщаться только правда, и только тогда она может принести пользу государству и народу («История русской словесности», 1908 г., стр. 71).

Да, Кавказ не был антам чужд, а что касается вопроса их поселения на Кавказе в I–III веках новой эры – это вызывает сомнение. В Советской энциклопедии сообщается, что анты в IV–VI веках селились в междуречье Днестра и Днепра. Этногенез казачества: согласно данным русских историков, название «казак» перешло к русским от татар. В орде казаками называли низший класс войска. Высшее войсковое сословие составляли уланы, мурзы, беки («Краткие очерки русской истории» Д. Иловайского, стр. 87, 1908 г.). В русских летописях о казаках впервые упоминается во времена Василия Тёмного (1444 г.). Тогда казаками называли легко вооружённых русских ратников, выступающих в роли пограничной стражи для наблюдения за движением кочевых орд в степи. В то же время в украинских городах и поселениях образуется новый род казаков, предпочитавших свободный образ жизни, искавших пространства своему молодечеству.

В начале XVI века в северных предгорьях Кавказа самобытно образовалось Гребенское казачье войско. Гребенцы участвуют в депутации кабардинских князей, прибывших в Москву в 1555 году с просьбой о покровительстве. «Иван Грозный одарил гребенцов рекою Тереком и приказал для поддержания их и кабардинских князей при устье этой реки устроить крепость и город («Историческая записка об управлении Кавказом» С. Исадзе, Тифлис, 1907 г.).

Так что безапелляционное утверждение О. Ольховского «И не дарил Иван Грозный гребенским казакам земли на Кавказе» неубедительно. Замечание, касающееся моего «разговора в нетактичном для историка ключе», наверное, зависит от того, что мне неведом «ключ», которым должны пользоваться историки. Что же касается патриотизма, то, мне кажется, даже «не в меру старательный» лучше космополитизма, не знающего родства.