Я вздохнул. «Мой поезд отправляется через сорок пять минут, бабушка». Я повернул голову, чтобы встретиться с ней взглядом. «Что бы вы ни говорили, просто выскажите это. Я не развалюсь».
Она взяла меня за руку и нежно погладила. "Я беспокоюсь за тебя." Я сглотнул, не в силах сделать достаточно глубокий вдох, чтобы что-то сказать. Что-либо. «Твои физические травмы заживают, но боль все еще сохраняется в твоих глазах. Тебе нужно поговорить об этом, Рейна. Ничего хорошего из избегания не выйдет. Поверьте мне, я говорю из опыта. Я видел это в твоей маме. Феникс. А теперь ты.
Мне хотелось схватить ее и крепко держать, как будто она была моим плотом в море. Она была нашей опорой с момента смерти мамы, и больше я ничего не знал. И все же я оставался неподвижным, тени отбрасывали свои формы вокруг нас и шептали вещи, которых я не понимал.
— Со мной все в порядке, — повторил я, как заевшая пластинка, но не знал, что еще сказать.
«Ты продолжаешь это говорить, и это говорит мне только о том, что с тобой не все в порядке», — возразила она. "Вы хотите поговорить об этом?"
— Нет, — прохрипел я. «Я хочу забыть об этом и двигаться дальше».
— Я не рассказала твоему папе ни о беременности, ни о мальчике. Я напрягся. — Твоя сестра и девочки тоже не знают. Слезы затуманили мое зрение, обжигая глаза, сердце и душу, но я не позволила им упасть.
"Мне восемнадцать. Что случилось с конфиденциальностью врача/пациента?» Затем ее слова дошли до сознания. Она сказала что-то о… «Мальчике?» Надежда в этом единственном слове звучала как национальный гимн.
Еще одна вспышка чего-то мягкого в ее глазах, и напряжение прокатилось по мне. Я не думал, что смогу пока говорить о нем.
— Очевидно, ты забеременела от мальчика.
Меня охватило облегчение, и я не позволила ему и воспоминаниям, которые мы разделяли вместе, преследовать меня до конца моих дней. Поэтому я решил не называть его имени. Не ей. Не моим друзьям. Не моему папе.
— Ты можешь мне сказать, — сказала она тихо, но в ней сквозил намек на горячность. Бабушка была драконом, когда дело касалось защиты моей сестры и меня.
«Ну, это могла быть сделка, связанная с непорочным зачатием», — пробормотала я себе под нос. Я должен был знать, что этот разговор состоится. Она запросила мои карты, а я был не в том настроении, чтобы просить врачей скрывать конфиденциальную информацию.
— Рейна, не надо. Ее тон сказал мне, что она была в тупике. «Просто не надо». Я поднесла свободную руку к шее и начала нервно крутить ожерелье. Ее взгляд упал на это. — Все еще носишь эту штуку, да?
— Да, — пробормотал я. «Это напоминает мне маму».
Она кивнула, но что-то в ее взгляде тревожило.
Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но прежде чем я успел произнести хоть слово, в мой мозг врезались образы. Старые, ржавые воспоминания.