Неуставняк 2

Самым колоритным был именно фельдшер – длинный, как дядя Стёпа, неуклюжий, похожий на больного рахитом дога. Он совершенно не знал, как и к кому присоседиться – его рост в неполные два метра, длинные палки рук и ног вызывали откровенный смех, что, не стесняясь, и демонстрировали все старослужащие батальона.

– Будешь курить? – Я пошарил за пазухой и, выудив из пачки плесневелую сигаретку, протянул ему.

– Да. – Он, не утруждая себя поклоном, протянул длинную, похожую на граблю, руку и принял этот первый знак солдатской дружбы.

Меня он совершенно не страшил и не смешил, точно таким же огромным и слабо поворотливым был и мой школьный друг Лёха Титов, так что комплексы больших людей я знал и даже умел их использовать. Главное в них – это вера в то, что ты его не предашь, а всё остальное неважно. Саша Кононенко был «пинцетом» – это повсеместная кликуха у фельдшеров ВДВ, а приписали его к хозвзводу. Небольшая часть Ферганцев опасливой стайкой жалась к дверям модуля, те же, кто прилетел из Литвы, были наиболее раскрепощены, но не все друг с другом знакомы. Основным контингентом всё же была Фергана, так как именно этот учебный центр и формировал расстрельное тело нашей дивизии, наполняя её по мере надобности, с учётом текущих потерь.

«С кем тут дружить?» – думал я и, наверное, Пинцет Саша, сидя молча и рассматривая тех, с кем нам придётся коротать последующие полтора года.

От своих я уже вчера отошёл, а кого здесь собрать под себя? Единственным принимаемым мной был Свороб.

– Знаешь, я ведь сюда не стремился, – соткровенничал я и занял собеседника разговором…

Саша оказался с Украины, а вот был ли хохлом – не помню. Дружеская беседа съела время до последующего построения части.

Второй развод батальона, который проводился в шестнадцать часов местного времени, собрал замятые лица почти всех офицеров, прапорщиков и солдат со сроком службы более года. Такое рвение на поспать озадачивало, если не сказать удивляло.

Но в дальнейшем всё оказалось прозаичнее. При переходе на летнюю форму одежды в распорядок дня вставлялся двухчасовой послеобеденный сон, который на момент дневной жары останавливал все бессмысленные перемещения по дивизии, а возврат на зимний распорядок отменял этот достаток, но совершенно не вычёркивал привычки всего личного состава на пере поспать. Вот и растворялся весь батальон в пределах собственной части, не скрипя кроватями, но наминая лица! Одним словом, все были сонными мухами, которых охраняло бесхозное стадо Слонов.

Второй развод сути дела не менял, он просто собирал всех в единый строй, чтобы после недолгого стояния все разбрелись выполнять поставленную с утра задачу, а по сути – снова коротать время, но уже до ужина.

Ужин был в темноте. Небо покрыли моросящие на землю тучи, но сезон дождей ещё не начался. Солнце, пригревавшее бока днём, с заходом забирало всё тепло с собой. Холод и сырость накатывались так быстро, что пробирало до дрожи. Конечно, привычка нужна ко всему и даже к холоду, поэтому первое время мы откровенно зябли.

– Ну, Башловка-шалашовка, – выкрикнул Вдова в сторону нашего стола, – где та пачка сигарет, что ты мне обещал?!

– Вдова?! Дак ты же не куришь? – Крик с ряда столов соседней роты начал веселье.

– Ну и хули, что не курю! – Самодовольный Вдова с прищуром цыгана зацокал языком, подначивая коллектив. – Хули с того! Я же рожал! Или ты не рожал?! Вот и посмотрим, насколько достойная смена пришла дембелям! Давай иди к нам, не стесняйся!

Сидевший напротив меня мальчик со смуглым лицом весь сжался и задрожал, лицо рядом сидящего приняло его панику и скривило такую гримасу, что впору было закричать: «Прекратите!». Но ведь ещё ничего и не началось!!!

– Давай, Слоняра, поторапливайся! – Развязные возгласы из-за последнего стола заставили его приподняться и начать движение в сторону прохода.

Согнутый в знак вопроса, с дрожащими перед плачем губами мальчик «полз», цепляясь за коленки своих сослуживцев, а они не пускали, так как сами оцепенели от страха.

– Ну, чё не торопимся? Алекс, а ну подтолкни! – приказал Кучер, выразив нетерпение, одному из сидящих к нам спиной за соседним столом.

Тот быстро обернулся и, ухватив Башловку за правое плечо, вытолкнул его в проход, при этом троим, сидевшим слева от пораженца, пришлось откинуться назад. Реакция соседнего стола была молниеносной – они резко повернулись и каждый ударил свалившегося на него в спину. Те в свою очередь повалились грудью на котелки – благо в них была каша, а не обеденный заплывший жиром суп.

Всё это действие сопровождалось нарастающим смехом.

А потом Башловку избили. Он, как мог, защищался, подставляя под удары руки, а его мутузили по очереди, с придирками, но не по лицу. Потом отпустили, и он плакал, орошая кашу в котелке собственными слезами – плакал и ел, а иногда подтирал сопли и продолжал есть.