Неуставняк. Книга 1

Весь УЧКОМ перевалился из мизерной кухни в небольшой коридор. Четыре члена классной «правиловки» с нарастающим чувством вины принялись ошпарено одеваться. Прихожая была маленькой, Валя стояла в коридорчике, который вёл на кухню и ждала, когда оденутся остальные. Я, как настоящий кавалер, помог ей надеть пальто и замер, мучимый сознанием содеянного, а больше той несправедливости, которая сейчас произошла и в скором времени продолжится после оставления сими доброхотами нашего жилья.

Когда дверь была уже открыта, и первая отступающая активистка занесла ногу через порог, Валя, повернувшись к маме, сказала: «Вы знаете, Саше ставят оценки не за знания, а за поведение!».

Одно слово, разрядившее ситуацию, расставило всё и вся на места! …

Вот и сейчас, в который раз сменив обстановку и нарастающих друзей, хотелось войти в коллектив таким, какой ты есть, а не каким нарисуют другие.

Сарказм мужского коллектива безграничен. Как можно подняться среди равных?! Только подмяв себе подобного! Достаточно неверного слова, и любой остряк прикрепит к тебе кличку.

И всё!!!

Она, как наколка, нестираемой канвой прошьёт твоё тело и останется в тебе навсегда. Но ты есть сам индивидуум и не обязан доказывать всем, что ты достоин быть равным. Мы все равны и мы все достойны!!!

Достойны? Кого или чего? Равны? Кому и в чём? Жёсткая философия суровой жизни.

Стоя в строю, соображаю, с кого начать. Мне обязательно надо выделиться, чтоб подняться на вершину, а там…Я не знаю, что будет на ней, меня просто туда влечёт и я её хочу. Сейчас понимаю, что её хотят все, но в тот далёкий день мне казалось, что туда очереди нет, и я по очереди Первый.

Но сначала следовало оглядеться.

Наш младший сержант кивнул головой и, развернувшись на каблуках, вернувшись ко взводу принялся командовать: «Равняйсь! Смирно! Разойдись!» — Каждую последующую команду он отдавал с задержкой на её выполнение.

У Гарика было своё виденье на знакомство с личным составом. Он не посчитал нужным представиться, а сразу начал управлять.

— Взвод! В шеренгу, по одному! Стройся! — Он встал по стойке смирно и поднял левую руку в сторону на уровне плеча.

Роста мы были разного, но никто не хотел быть ниже рядом стоящего

— Так, закончили ползать, как мухи по стеклу! — выказал своё нетерпение Гарик. Мы быстро разобрались по свободным местам и замерли. — Равняйсь! Смирно! На первый-третий рассчитайсь!

— Первый! Второй! Третий! — каждый по очереди выкрикивал свой номер, голова произносящего номер поворачивалась в сторону следующего, словно передавая эстафету от первого к последнему.

— …! Первый! Второй! — последний произнёс свой номер и, вытянув перед собой левую руку, прокричал: «Расчёт окончен!»

— Взвод! Первые на месте! Второй, третий, левое плечо вперёд! Марш! — И, словно крылья веера, шеренга, придя в движение, стала разрываться на сектора.

Первые номера стояли, перебирая под собой ногами, а вторые и третьи, сохраняя линию из трёх человек, стали двигаться каждый по своей дуге.

— На месте!

Мы засеменили ногами, изображая ходьбу в пантомиме.

— Стой! Раз, два!

Сделав два холостых шага, взвод прекратил движение. «Равняйсь!». Мы выровняли ряды. «Смирно!». «Вольно!».

— Так, Тела, — брезгливо окрикнул Гарик, — посмотрели налево, посмотрели направо, одним словом, огляделись и запомнили своё расположение в строю.

Я огляделся, моё место самое козырное — центр строя. То, что надо.

— Разойдись! — Звук «р» у Гарика был особенный, словно любимый. Он его и выделял, и смягчал одновременно. — Взвод! В колонну по три стройся! — Слова звучат мягко, без напора, но с командной ноткой. — Разойдись!..

Гарик своеобразно красив. Знаете, такой сын раздольной степи. Смуглая кожа, вполне европейские черты лица со слегка поджатыми уголками глаз. Стандарт роста в ВДВ — метр семьдесят четыре — Гарик в нём, но фигура сына кочевого народа визуально его уменьшает. Кажется, что он ниже всех, а значит, менее достоин нами командовать, и это огорчает. И вообще, кто ниже ростом — тот коротыш, а это в подчинении ведёт к внутреннему сожалению.

— Взвод, в колонну по три стройся! — Его голос, как голос благодарного воспитателя, с каждым новым построением становится мягче. — Разойдись!