Невечная мерзлота

— Премия?! — Луневу показалось, что он ослышался. Постнов пояснил свою мысль:

— Сейчас, в нашей ситуации, нельзя привлекать к себе лишнего внимания. А это запросто может случиться, если автоматически сработает годовая выработка бригады. Декабрь, итоги года... Возьмут да и присудят первое место. У нас ведь как бывает, левая рука не знает, что делает правая. Понаедут — комиссия по соревнованию, управленцы, журналисты, а мы тут угольки разгребаем, — говорил Постнов и опять иронизировал: — Скажите, за счет чего вам удалось добиться таких результатов? — И другим, застенчивым девичьим голоском отвечал: — За счет пожара, происшедшего по нашей вине.

Виктор поразился нелепой на первый взгляд дальновидности Эдика. Они всегда неплохо понимали друг друга в работе, мастер и бригадир, советовались, и не было случая, чтобы их мнения разошлись. Но сейчас мысли Лунева не шли дальше разобранного бурстанка, а Постнов по-шахматному мыслил на несколько ходов вперед.

— Связаться бы с Сергеевым, предупредить. Сейчас нам премия — то же самое, что собственноручное заявление прокурору, — подытожил Эдуард.

— Да, восемь тысяч у нас действительно набурено. Но парней... Их бы поддержать сейчас, а тут — как серпом. Может, подождем?

— Гляди сам. Хай оно идет как идет, да только помни, какое число нынче.

На душе у Лунева снова стало неуютно, запчасти в сборе уже не радовали. Керн еще надо вывозить, а когда? И где взять для этого лишние рабочие руки? О премии этой злосчастной не забыть, а то и в самом деле присудят... премию строгого режима. Декабрьские наряды закрывать, а как их закрывать? Сергеев так и не дал ясного ответа — не то имеющимся керном, но то ставить бригаду в документах на техобслуживание.

— Ладно. Хорошо, что станок раскидали, — сказал Виктор. И не мог понять, чудится ему или на самом деле Постнов как будто прячется за этот свой доклад: доложил и в сторону, я предупредил по инстанции, а ты принимай решение, на то ты и мастер.

Но снова вышла из балка бригада — парни шли неровной свободной цепью, медленно и тяжеловесно, решительно и твердо. Еще не слежавшийся, неутоптанный па новом месте снег разлетался под их ногами белыми дымками. Сидевший около буровой Лунев увидел, что они готовы, если понадобится, хоть тайгу к чертовой матери снести, но буровая будет стоять, будет!

Они взялись за дело, и Виктор заметил, что парни слегка подначивают, подзаводят друг друга, их серьезная работа идет вовсе не угрюмо, а с шуткой, с лихой бравадой, а эвот как мы можем, знай наших! И удивительно бережно, внимательно до ласковости бригада относилась к Сынку — Лешеньке Чибиряеву или недавно переболевшему воспалением легких Саше Мотовилову — гнали их в балок перекурить, отогреться, хотя неделю назад за такой дополнительный перекур могли бы высмеять.

Ему запомнилась чья-то, он не заметил, чья именно, фраза:

— Ну наконец-то настоящая работа!

Все это вместе был пожар, все тот же пожар, это он поменял полюсы их активности, от страха — на радость избавления от страха.

 

Глава седьмая НИКОЛАЙ ОРЛОВ

Я думал, кто-нибудь сдрейфит, нет, так и рвались в огонь, да Виктор загородил вход, не пускал никого. Я сначала ему воду подавал, песок, а потом полез наверх и давай сверху орудовать. Крышу ломал, снег туда валил. Чуть не свалился, одной ногой уже в балке — в огне был... Сверху хорошо было видно всех, я удивлялся — тут такое дело, не по сторонам бы смотреть, но видел. Никогда еще так не работали, и все другими стали, новыми. По-моему, каждый впервые стал самим собой, потому что о себе не думал. Одно жалко, что они, наши ребята, редко такими бывают.

В общем-то, недружная у нас бригада, не знаю почему. Думал-думал, а не пойму. Может, потому, что каждый больше о себе думает, чем о других. Но это не ответ, тут опять надо разбираться, а почему — о себе?

Кто меня поразил, так это Постнов. По-моему, он единственный из всей бригады остался на пожаре таким, какой он всегда. Хохмочки свои не бросил. На базе, пока начальство решало, как быть, каждый из нас в струну был натянут. Ну как выйдет сейчас Сергеев и скомандует: «Шагом марш в прокуратуру, строем!»? А Постнов пошучивает, пуговицы пришивает, спокойный-спокойный. Не спокойствие это, а равнодушие. Не верю я, что мужественные люди такие вот бесчувственные в пиковые моменты. Эдик, по-моему, уже зачерствел настолько, что ничем его не пробьешь, хоть ребенок у него на глазах погибнет. Я сначала думал, он нам настроение поднимает — нет, ничего подобного. И вообще правильно Мотовилов сказал, сваривали без Лунева, а Лунев в одиночку полдня ответ держит, разве это по совести?