Неведомые земли. Том 1

До последнего времени не было известно даже, в каком веке жил Гиппал. Плавание его относили то к периоду последних Птолемеев, то к эпохе императора Клавдия. Наиболее вероятным считалось последнее предположение, согласно которому Гиппал жил около 50 г. н.э. Но позднее были выдвинуты весьма веские аргументы в пользу того, что его деятельность протекала на полтора столетия раньше. С 100 г. до н.э. греко-египетское мореплавание в Индию достигло значительного развития. Если Страбон сообщает, что к началу нашей эры 120 кораблей отправлялись ежегодно из Миосгормоса в Индию,[11] то отсюда следует вывод, что открытие Гиппала было сделано задолго до этого времени. В 78 г. до н.э. один флотоводец из Фиваиды, по имени Каллимах, впервые получил нигде ранее не встречавшийся титул защитника «Индийского и Красного морей» (τῆς Ίνδικῆς καί Έρυθρᾶς θαλάσσης).[12] Это свидетельствует о внезапном проявлении усиленного интереса к плаваниям в Индию. Отто прав, когда он делает отсюда вывод, что Гиппал «должен был жить около 100 г. до н.э.»[13] Эту дату можно считать достоверной, если Гиппал действительно принимал участие в плаваниях Эвдокса в Индию в качестве кормчего и получил таким образом возможность изучить муссоны. После открытия Гиппала срок плавания в Индию из Красного моря при попутном ветре сократился, вероятно, на 9 месяцев. Мореплаватели, отправлявшиеся в путь в первой половине июля, доставлялись «ветром Гиппала» в Индию примерно в октябре, то есть за 90 дней. С наступлением северовосточного муссона в ноябре и окончанием торговых дел в начале декабря мореходы, видимо, отправлялись в обратный путь и добирались в течение весны до исходной гавани, которой чаще всего была Береника или Миосгормос. Итак, античное судоходство в Эритрейском море своим значительным прогрессом обязано Гиппалу.[14]

[Дополнения и поправки из 2-го издания III тома]

[481]

[…]

К гл. 32 (Сокотра)

На стр. 288 автор упомянул об острове Сокотра, который расположен к югу от Аравии. Уже на заре истории человечества Сокотра, видимо, играла известную роль, а позднее, в античном мире, была во все времена излюбленным объектом торговых операций и колонизационных устремлений.

В 1948 г. этот остров послужил темой для новой небольшой работы автора.[15]

Глава 33. Лициний Красс в испанских водах (около 95 г. до н.э.)

Касситеридских островов десять; лежат они в открытом море близко друг к другу, к северу от гавани Артабров [Галисия]. Они обладают оловянными и свинцовыми рудниками[1] и выменивают у купцов за эти металлы и за кожи глину, соль и вещи из меди. В древности одни финикияне вели торговлю с Гадейрами, скрывая от всех этот путь. Когда однажды римляне преследовали владельца корабля с целью узнать эти места торговли, то он из корысти намеренно навел свой корабль на мель, и, погубивши таким образом своих преследователей, сам спасся вследствие их кораблекрушения и получил от государства вознаграждение за потерянные товары. Однако римляне после неоднократных попыток открыли наконец этот путь, и когда потом Публий Красс прибыл к островам и увидел, что металлы добываются здесь на незначительной глубине, что здешнее население мирно и что оно пользуется морем только благодаря досугу, он показал этот путь другим, который длиннее того, что ведет от нас в Британию.[2]

* * *

К сожалению, статья Хаферфильда о Касситеридах в таком солидном издании, каким является «Реальная энциклопедия» Паули-Виссовы, в значительной мере ошибочна и запутанна.[3] Ту невообразимую путаницу, которая была внесена Страбоном и Диодором в само по себе простое понятие «Касситериды», или «Оловянные острова», исследование Хаферфильда не только не устраняет, но еще более усиливает. Вывод, сделанный этим автором, якобы слово «Касситериды» было собирательным названием для различных частей Западной Европы, а то и просто относилось к фантастическим островам, неверен и должен быть решительно отвергнут. Принимая во внимание полную ясность, внесенную в этот вопрос археологическими находками произведений искусства доисторического времени, такое утверждение непонятно. Его можно объяснить лишь склонностью некоторых ученых все [291] свидетельства, не подкрепляемые литературными источниками, рассматривать как неполноценные. Но такая точка зрения несостоятельна.

Археологические находки, как правило, являются, наоборот, более надежными свидетельствами, чем литературные источники, которые, как известно, очень часто приводят к заблуждениям. Следующие слова Гумбольдта сохраняют свою силу и в наши дни: «Абсолютное отрицание во всемирной истории всех фактов, о которых показания менее определенны, не есть, по моему мнению, весьма удачное приложение филологической и исторической критики».[4] Но именно таким пороком и страдает работа Хаферфильда.