Флот благополучно достиг мыса Скаген, пересек пролив Скагеррак и приблизился к Скандинавии, возможно к побережью Гётланда или Телемарка, где влажный климат неприятно удивил римлян. Упоминание Плинием «скифской страны» ничего нам не объясняет. Эпитет «скифские» — это нечто вроде собирательного названия для неизвестных северных стран, такой [337] же, как «индийские» — для дальневосточных. В сообщении о плавании флота Тиберия Плиний не употребляет названия
Во всяком случае, следует отметить, что у Птолемея Скандия выступает лишь как довольно маленький океанский остров. Правда, Ксенофонт из Лампсака сообщает, что, согласно одному указанию Солина,[7]
на севере, на расстоянии 3 дней пути от Европейского материка, есть большой остров Бальция, «неизмеримый по величине и почти равный континенту». Вполне возможно, что это сообщение относится к Скандинавии и основывается на более точных сведениях, чем те, которыми располагал Птолемей. Однако полной уверенности в этом нет.Детлефсен подвергает сомнению предположение, что в этом плавании римский флот действительно достиг Норвегии или находился где-то поблизости,[8]
и считает, что Тиберий только собрал сведения об этой стране. Здесь не имеет особого значения, какая точка зрения более правильна. Полнейшая неизвестность относительно того, что Плиний подразумевал под скифской страной, не позволяет нам полностью разрешить эту проблему.Мы ничего не знаем о дальнейших попытках достичь мыса Скаген или Скандинавии вплоть до конца мирового господства Рима. По всей видимости, «чрезмерно влажные и обедневшие пространства» ни в малейшей степени не импонировали римлянам и не представляли для них интереса ни в военном, ни в хозяйственном отношении. Правда, в I в. наступило значительное оживление торговых связей между Италией и Скандинавией, восходящих еще к доисторическому периоду. Археологические находки в Скандинавии свидетельствуют о том, что за период 200-летиего могущества Римской империи очень много римских монет и украшений попало в Скандинавию.[9]
Но этому больше способствовало распространение империи до Рейна, чем плавание римского флота в 5 г. н.э., которое не ставило перед собой такой цели да и не могло помочь развитию торговли. О том, какую продукцию могла предложить Скандинавия южным странам, помимо прочих источников, мы узнаем из заметки Тацита, который сообщает, что Германия получала из неизвестных северных стран, расположенных в океане, «пестрые меха».[10] [338]Из всех плаваний римлян по морю мы, несомненно, должны отдать пальму первенства экспедиции Тиберия по смелости, дальности покрытого расстояния, удаче и тому материалу, каким она обогатила географические знания своего времени. Правда, с военной точки зрения она не имела большого значения.[11]
Морская экспедиция проходила параллельно с действиями сухопутных войск. Сам Тиберий, не принимавший участия в морской экспедиции, сначала успешно воевал с хавками между Эмсом и Эльбой, а затем двинулся в глубь Германии и стал ждать где-то на средней Эльбе возвращения своего флота. Корабли, вернувшись из Скандинавии, вошли в Эльбу и двинулись вверх по этой реке, до места расположения лагеря сухопутного войска. Позднее Тиберий повел свои легионы обратно через Везер и остался зимовать вблизи верхнего течения Липпе или несколько южнее.[12] Всю кампанию 5 г. Гельцер справедливо называет «блестящим стратегическим успехом Тиберия».[13]Недавно Шель сделал попытку дать совершенно новое толкование морской экспедиции Тиберия.[14]
Он исходит из того, что имеющееся в «Анкирской надписи» указание, будто флот вышел из Северного моря «Все же оригинальная гипотеза Шеля малоубедительна. Его точка зрения, будто выражение «