Невенчанная губерния

Через какое-то время заглянул ревкомовец из приёмной и сказал, что хозяина просят к телефону.

Звонил управляющий банком. Услышав голос Абызова, обрадованно сообщил:

— Это я проверяю. Сами понимаете — ваш ключ, такое письмо… Мало ли каким путём это могли получить!

— Правильно. Понимаю. Отдайте всё.

Вернувшись в кабинет, Василий Николаевич как заводной пошёл вокруг стола, ещё раз обдумывая, всё ли он предусмотрел. А вдруг Клевецкий припрёт чемодан не к себе в бухгалтерию, что вполне естественно, а прямо сюда, в кабинет!? У этого бонвиванчика ума станет… Решительно вышел в приёмную и стал звонить управляющему банком.

— Вы можете пригласить к аппарату моего бухгалтера? — спросил деловым тоном.

— А его нет, — ответил тот.

— Гм… как это? Поясните, — весь холодея от дурного предчувствия, попросил он.

— Алло! Василий Николаевич, вы как-то так произносите слова… таким голосом… Возможно, наш разговор слышат другие?

— Меня — да, — резко сказал он, косясь на ревкомовца, вытянувшего шею от любопытства, — а вас — нет. Объясните — они там? Или уже уехали?

— Да успокойтесь. Кассир получает деньги, один из «товарищей» глаз с него не спускает, а второго наша охрана в банк не пустила, ждёт у двери.

— А бухгалтер? — нетерпеливо спросил он.

— Всё в порядке. Я его, как он и просил, выпустил через свою дверь. Он благополучно ушёл.

— Отставить! — взревел в трубку Абызов, покрываясь пятнами. — Задержать! Всех задержать. Денег никаких не выдавать. Подлог, гоните всех! Звоните начальнику милиции — пусть преследует бухгалтера!

Схватившись за сердце, он ушёл в кабинет. И тут началось… Прибежали из Совета, явился Чапрак, звонили посланные в Юзовку, сообщали, что их из банка выставили ни с чем. От него требовали ответа: почему запретил выдавать деньги кассиру?

Он что-то нёс… Бухгалтер проворовался, напутал в счетах и потому сбежал. Какие-то счета не сходятся, надо их проверить, сделать ревизию… Почти не контролировал то, что говорит. Все мысли были заняты другим: эта гнида, этот прилипала, козлик напомаженный — обвёл его. Воистину — на всякого мудреца довольно простоты. Но куда он теперь денется с чемоданом? Его тяжесть и в прямом, и в переносном смысле во многом определяет поведение человека… Оправившись от первой растерянности, Абызов взял себя в руки, его мысль заработала с яркостью молнии. «В Юзовке он не останется — исключено. Куда побежит? Через Рутченковку в Мариуполь? Там давно хозяйничают большевики. Не рискнёт. В Ясиноватую? Это же сколько рудников миновать надо? Гладковка, Ветка, Путиловка, Бутовка… Нет, можно, конечно, через Рыковку, Щегловку… Но везде — Советы, ревкомы, дружины, патрули…»

Василий Николаевич бегал по кабинету, усаживался в кресло, к нему заходили, что-то требовали, угрожали, просили подтвердить. Он обещал, соглашался — завтра. Всё — завтра. А сам взвешивал малейшие обстоятельства, пытаясь вычислить дальнейшее поведение Клевецкого. Наконец, подумал об Иловайске — в последнюю очередь, опасаясь, как бы особая пристрастность не подтолкнула на ложный путь, потому что для себя давно выбрал именно это направление. Однако сколько ни думал: некуда Клевецкому податься, кроме как в Иловайск. По заводским задворкам проскочить на Мушкетовскую дорогу, свернуть с неё в степь, и… чуть ли не до Грузского — ни тебе шахт, ни тебе ревкомов. Подряди мужика с подводой — и в Иловайск.

Там ещё порядки построже, к чистой публике — уважение. А уж когда сядешь в поезд — дыши спокойно. Матвеев Курган, Таганрог — затеряйся и живи в патриархальной тишине и строгости. Василий Николаевич сам давно присмотрелся к «Иловайскому варианту», потому что не раз оценивал его для себя, собираясь ехать в Ростов-на-Дону. «Итак, решено: ничего иного Клевецкий не выберет. Это путь многих, можно сказать, уже проторённый. Значит, ещё сегодня ночью, до рассвета, надо быть в Иловайске, чтобы опередить эту гниду. Он, правда, может где-то отсидеться денёк, от силы — два, но не больше. Малейшее промедление не в его интересах. Скорее всего, приползёт уже утром. Уж я его встречу…»

Шурка первый заметил, что хозяин вроде бы не в себе. Неужели так переживает от того, что бухгалтер сбежал? Подозрительно: сами всё утро шушукались, а теперь он комедию разыгрывает.

За неполных два месяца, что работал тут, на Листовской, Шурка успел кое-что высмотреть и понять. Когда назаровцы пригласили к себе управлять рудником Романа Саврасова, тот предложил бравому питерскому боевику своё место начальника народной милиции на Листовской. Опыт у него уже был, но работы всё равно хватало. Встречаться с хозяином доводилось всего считанные разы, но и этого было достаточно, чтобы рассмотреть за безупречной барской наружностью, сдержанными и высокомерными манерами матёрого волка. И то, как повёл он себя после бегства бухгалтера (бегства ли?), казалось неестественным. Шурка подумал, что Абызов ломает комедию, попросту дурачит их.