Опускается на кровать, увлекая девушку за собой. И просто ложится, все также прижимая к груди, как хрустальную статуэтку, которую страшно сломать небрежным касанием.
- Просто поспи…
- Но… ты и я… мы…
- Все хорошо, – и снова ласковое касание губами лохматой макушки.
Когда из-за стены раздается протяжный стон Лидии Мартин и сразу за ним – чуть более низкий – Джексона, Эллисон тянет Айзека на себя, прижимаясь губами к губам. Запускает пальчики в его волосы, притягивая ближе, лишь бы не слышать, не представлять… А он отвечает с каким-то отчаянным напором, вминая в простыни, целуя так жадно, будто воздуха не хватает.
Луна над озером такая огромная, что кажется, стоит привстать на цыпочки, и брякнешься головой о бледно-голубой шар. Айзек не курит, лишь дышит воздухом да вслушивается в звуки ночи, что, наверное, могут пугать, когда ты совсем один и вокруг не видно ни зги кроме крошечных пятнышек света на небе.
Может быть, он ждал его здесь. Или просто надеялся, как последний дурак. Но Лейхи не удивляется, когда дверь с тонким скрипом приоткрывается, пропуская Джексона. На нем только темные боксеры, и от этого дыхание мгновенно сбивается, а сердце проваливается куда-то в черную дыру, что не в пятках даже – под полом, на дне озера или еще в какой непроглядной дали. А, может, дело и не в полуголом парне, а в том, что это ведь Джексон. Джексон, который пахнет так, что задохнуться не жалко.
- Это охренеть, как сложно, чувак…
Он так близко, что стоит лишь руку протянуть. Пальцы все еще помнят, какая гладкая у него кожа, помнят, что волосы немного жесткие, помнят каждую чувствительную точку на этом совершенном теле…
Лейхи кивает, чувствуя себя таким идиотом. Что он может сказать? Что мир замкнулся на Джексоне? Что он видит его постоянно, стоит лишь ресницы опустить? Может быть, поведать, что он и на месте Эллисон его представляет, когда трахает, вбивая в кровать?
«А ты думаешь обо мне хоть иногда?», – хочет спросить Лейхи, но вместо этого шепчет:
- Я так скучаю…
- Айзек… Я не могу, понимаешь… – И стискивает перила так сильно, что они потрескивают, а в пальцы вонзаются занозы.
- Ты же любишь меня. Я видел это сегодня весь вечер. Видел в отражении твоих глаз. Ты думал, я не смотрю… Ты любишь меня…
У Джексона губы дрожат, но он сжимает их в плотную полоску и качает головой. Несколько раз.
- Иди спать, Айзек. Меня Лидия ждет.
И уходит в тепло дома, зябко передернув плечами. А Айзек еще долго смотрит в черную водную гладь – ровную, без единого всплеска. Она похожа на озеро медленной, тягучей ртути. И луна отражается в ней бледно-желтой дорожкой, которая, кажется, ведет прямо в небо.
====== 24. Джексон/Айзек ======
Комментарий к 24. Джексон/Айзек https://pp.vk.me/c621820/v621820352/38daa/6CB98Fgyti0.jpg
https://pp.vk.me/c621820/v621820352/38db1/feHd1FIDY2A.jpg
Лейхи больше не улыбается, когда Джексон проходит мимо. Не скользит взглядом по идеальной линии скул, не касается невзначай спины или предплечья, не расправляет своими длинными пальцами воротничок рубашки.
Уиттмор пытается поймать ускользающий взгляд – прозрачно-голубой, как ледяная родниковая вода, фонтаном хлещущая из-под земли. Айзек прячется за черным стеклом зеркальных очков и буквально закапывается в свой телефон каждый раз, как Джексон оказывается неподалеку.
Утрами у Лейхи на голове беспредельный пиздец, а на ключицах засосы размером с геоглифы Наски. Каждый раз, когда кудрявый разматывает свой длинный шарф, Джексон говорит себе: “Похуй, ты ведь Джексон Уиттмор. Тебя хотят все без исключения девчонки в этой школе, да и половина парней, если быть честным. Не насрать ли, что там за метки на этой длинной орясине?”
Айзек улыбается тонко своими невозможно-влажными губами и закрывает шкафчик, делая вид, что Уиттмор – не стоящий внимания предмет мебели, часть интерьера. Идет в класс, быстро что-то печатает на ходу в телефоне, то и дело запускает руку в золотистые кудри, привычно взбивая их пятерней.
А Джексон с наслаждением пинает стены в туалете, а потом пускает ледяную воду, брызгает на лицо, запихивает голову под кран и долго стоит так, чувствуя, как ломит виски и затылок. Чувствуя, как ярость, струящаяся по венам разъедающим ядом, утекает в сток вместе с пахнущей дезинфектором водой.
Айзек Лейхи и его губы с привкусом меда и свежего хлеба. Айзек Лейхи и его широкая улыбка, от которой хотелось летать. Айзек Лейхи и его мягкие кудри, которые так здорово пропускать меж пальцев. Айзек Лейхи...
Когда-то давно он говорил, что Джексона поцеловало солнце, оставив на носу и щеках свои крошечные метки. Пересчитывал веснушки пальцами, навалившись поперек груди, а Уиттмор улыбался в полудреме и время от времени касался губами его теплой ладони.
А потом в город вернулся Тео Рейкен. Вернулся в Бейкон Хиллс, в школу и в жизнь Джексона, из которой исчез бесследно пару лет назад.
- Ты не нужен мне, Тео, – шептал Уиттмор, когда парень, опустившись на колени, стягивал его джинсы к коленям. – Я с Айзеком, понимаешь?