Не было же ничего. А потому и сожалеть не о ком, как не о ком и скучать.
Вода льется сверху, и он закрывает глаза, подставляя лицо прохладным струям, ведет рукой по плечам, по груди, а потом вытряхивает немного геля для душа на ладонь. И сильный запах озона вновь щекочет ноздри. На самом деле, Лейхи не успевает даже подумать о чем-то, он лишь открывает глаза и видит, как на фоне мокрой стены проявляется человеческий силуэт. Как будто мираж в пустыне обретает вдруг плоть.
— Не говори ничего, — шепчет химера, кусая губы, — просто позволь.
И Айзек, он не позволяет, но не мешает и не отталкивает, когда ладони опускаются на его грудь, а губы прижимаются к шее требовательно и жадно. А потом скользят вниз по мокрой коже, и мальчишка опускается на колени, вцепившись в бедра оборотня руками для лучшей устойчивости.
— Кори, не... — фраза тонет в гортанном стоне, когда губы обхватывают твердую плоть.
И пальцы сами собой зарываются во влажные волосы, а бедра подстраиваются под движения умелого (и где научился? когда?) рта.
Кори не позволяет Лейхи отстраниться, когда тот кончает. Глотает все до капли, и только тогда отпускает, поднимаясь с колен. У него взгляд смущенный и какой-то счастливый, а на краешке губ матово блестит капелька спермы, которую Айзек стирает подушечкой пальца. Ему странно и грустно, потому что это ничего не меняет, потому что он говорил Кори сотни и тысячи раз.
— Ничего не будет, пойми.
— Дай мне шанс, пожалуйста, Айзек.
Но Лейхи не отвечает, он идет прочь, одевается, как в тумане. Кори громко дышит у него за спиной, а он просто... просто не может выкинуть из головы глаза цвета расплавленной стали, надменную усмешку и скулы такие острые, что можно порезать пальцы, всего лишь коснувшись.
Не хочет, не может, не в состоянии.
— Прости.
Джексон Уиттмор уехал в Лондон уже очень давно. У Джексона новая жизнь и новые друзья, новый номер телефона и новая стая. Джексон уехал. Уехал и прихватил с собой кусочек Айзека Лейхи. Тот самый, что отвечает за чувства, наверное.
====== 71. Джексон/Стайлз ======
Комментарий к 71. Джексон/Стайлз Джексон/Стайлз (еще один человек, упоминающийся в тексте, не является ни Дереком, ни Айзеком)
https://pp.vk.me/c604522/v604522352/c67f/UJ159nuep20.jpg
— Эй, улыбайся. Ну же, улыбайся, тебе говорят. Стилински, не вредничай, кто-то ведь может влюбится в твою улыбку.
Джексон щелкает затвором фотоаппарата и улыбается из-под очков. У него идеальные пальцы и идеальная прическа, самая красивая в мире улыбка и камера, что стоит больше разваливающегося на запчасти джипа Стайлза. И солнце в глазах, когда он просто смотрит на Стилински. Смотрит и в стопятидесятитысячный раз понимает, насколько пропал.
— Кто-то влюбится, а ты закажешь его киллеру? Джекс, серьезно, не испытывай судьбу. Я тебя в тюряге навещать не буду и трахаться с тобой в камере для свиданий – тоже.
Стайлз умеет дурачиться с таким серьезным выражением лица, что Джексон ему почти верит. Главный засранец Бейкон Хиллс, золотой мальчик, потерявший голову и рассудок из-за лузера и недотепы с кожей бледной, как у вампира из старинных легенд и родинками яркими, как вспышки сверхновых на полуночном небе высоко в горах.
— Никто не посмеет, а иначе я им зубы повыбиваю.
Он перекатывает соломинку на губах и убирает, наконец, фотоаппарат. Стайлз подбегает, чтобы взъерошить эту тошнотворную симметрию на его голове и оставить пару засосов на шее и ключицах. Серьезно, как можно быть таким мистером Совершенство? Скучно и приторно. А Стайлз любит веселье. Веселье, что в его вселенной – почти что синоним первозданного хаоса.
— Все еще не пойму, как можно было так сильно удариться головой и согласиться встречаться с тобой? Мистер засранец.
— Ты не смог устоять перед моей совершенной красотой, – смеется Уиттмор и обхватывает парня за пояс, чтоб закружить. А потом оба они валятся в траву и просто лежат, сцепив пальцы, уставившись слезящимися от яркого солнца глазами в высокое, словно нарисованное, небо.
Это лето похоже на диснеевский мультфильм, раскрашенный самыми яркими красками – если зеленый, то изумрудный, если красный, то ярче, чем свежая кровь, желтый – пушистый, как только что вылупившийся цыпленок, а синий свежее океанской прохлады. И жизнь, как разноцветные фотографии, которые Джексон долго и придирчиво отбирает, а потом печатает лучшие на лазерном принтере, развешивает на стенах своей чистенькой комнаты. На этих снимках – Стайлз радостный и озадаченный, хмурый, серьезный, дурашливый, милый, спящий, жующий, вопящий во все горло... На все вкусы и случаи жизни. Так, будто Джексон Уиттмор ведет летопись его жизни на всякий случай. Чтобы помнить всегда. Хранить каждую секунду, каждое мгновение, как бесценное сокровище. Как пираты хранят свою добычу в темных и жутких пещерах.
— Ты такой придурок высокомерный, – в голосе Стайлза плещется нежность, и хочется накрыть его собой и целовать, пока не заболят губы.
— Но ты меня любишь, – самодовольно заявляет Уиттмор и все же наваливается на мальчишку, зарываясь вместе с ним в густую зеленую траву.