— Эй, хватит дуться, я же забочусь о тебе, – теплые ладони опускаются на напряженные плечи, а губы трогают затылок, будто бы извиняясь. – Ты не подружка, хорошо? Я знаю это, все знают. Но, черт, мы вроде как вместе, и я обращаться начинаю, когда он выкидывает эти свои высокомерные штучки. ... Стайлз, ты вообще меня слушаешь?
— Угу... ладно, Скотт, просто кончай, договорились?
Парень отрывается, наконец, от клавиатуры и резко разворачивается на кресле, оказываясь в кольце рук друга.
— Кончать, говоришь? – хриплый голос пускает табун мурашек по коже, а глаза зажигаются плавленым янтарем.
— Сейчас разберемся, кто из нас здесь девчонка, – тихо фыркает Стайлз уже в губы, что отдают сегодня ежевикой и фантой.
— Что такого в этом лузере, что ты слюни на него пускаешь и прилепился, блять, не отодрать, – Джексон сверлит взглядом свои сцепленные пальцы и не смотрит на мальчишку, что трет пальцами щеку и переминается с ноги на ногу, то и дело дергая воротник рубашки.
— Я думал, мы нормально поговорим. Ты же можешь быть человеком, Джекс. Я знаю, что ты не ублюдок, каким тебя считают. Я...
— Да ни хера ты не знаешь. Блять, Стилински, смотреть противно, сосетесь в тихушку, типа не дойдет ни до кого, дрочите, наверное, друг дружке под одеялом... или не только дрочите?
Красивое лицо с точеными скулами покрывается лихорадочными пунцовыми пятнами, а злость в глазах того же оттенка, что предгрозовое небо над озером Тахо, вспыхивает ярко, как разряды молнии глубокой безлунной ночью.
— Пошел ты. Правду Скотт говорил, твой язык способен только мерзости произносить. Я думал, с тобой по-хорошему можно, но ты... Ай, да нахуй...
Расстроенно и как-то безнадежно взмахивает рукой, отворачиваясь от капитана школьной команды, а тот как-то быстро оказывается вдруг совсем близко, сгребает рубашку на груди в кулак и тянет на себя, шипит в лицо, как змея, и зрачки его вдруг неестественно расширяются. А Стилински как-то отстранено удивляется – почему вдруг его радужка пропитывается изумрудным?
— Значит, думаешь, что мой язык только на мерзости способен, Стайлз? Считаешь самовлюбленным ублюдком? – тихо-тихо, на грани слышимости.
— Именно так и я ду... – начинает Стилински, когда его затыкают твердые влажные губы с терпким привкусом апельсина и горьковатого виски.
— Ты...? – пытается пробормотать Стайлз сквозь поцелуй, но получается хреново, потому что чужой язык уже раздвигает его губы, погружаясь в рот. И это... блять.
— Ты ебанулся, чувак? – через какое-то время он приходит в себя настолько, чтобы упереться в обтянутые кожанкой плечи ладонями и попытаться освободиться. Язык заплетается, а колени отчего-то подрагивают, но Стайлз не думает, не хочет думать даже, что все это значит.
— Это ты у нас то ли идиот, то ли слепой, – издевательски бросает Джексон, а потом просто уходит, закинув в рот подушечку ягодной жвачки.
Просто, мать его, уходит, взрывая мозг и сознание Стайлза Стилински к чертям.
Потому что Джексон Уиттмор? И Скотт. Есть же еще Скотт. И нет, определенно не хочется думать про то, кто и какая вершина в этом странном треугольнике, блять, не до геометрии как-то совсем.
Но... Джексон?
====== 73. Дэниэл Шарман/Колтон Хэйнс ======
Комментарий к 73. Дэниэл Шарман/Колтон Хэйнс https://pp.vk.me/c636027/v636027352/16f35/_71BgHRKb3g.jpg
Это день воздушных шаров, вечеринки-сюрприза, свечей в торте, пузырьков от шампанского в носу. Это день, когда телефон, твиттер, инстаграм и все остальные социальные сети и приложения взрывают мозг, не затыкаясь ни на мгновение, каждую секунду оповещая о новых и новых сообщениях-поздравлениях, радостных смайлах, охапках воздушных шаров, не очень-то и нужных подарках. И он давно уже не ждет это скупо-натянутое: «С днем рождения, друг!», после которого сердце колотится так, что отдает в затылке, но меньше, чем через час, отходняк накрывает выворачивающей суставы ломкой и хочется не удавиться в чулане, конечно. Хочется просто, чтобы все съебались немедленно. Хочется курить в тишине, пуская в звездное небо белесые кольца дыма. А еще – не думать о том, что могло.
Да не могло никогда.
Сегодня еще до рассвета он отрубает в мобиле интернет, ставит на беззвучку и набирает Холл, чтоб отменить праздник:
— Хэй, детка, так не годиться, это я должна была звонить, чтоб поздравить, – у нее голос заспанный и счастливый. А еще, кажется, Колтон различает тихое сопение спящего Макса, как будто ее голова лежит у него на плече.
— Малыш, вечеринку придется отменить. Знаю, ты старалась, но я хотел бы побыть один. Извинишься перед ребятами?
Ему 28 сегодня. И чувство, что за все эти 28 лет он и глаз не сомкнул. Милая, милая Холл, она понимает. Вздыхает сочувственно, не лезет с вопросами. Лучшая девчонка на свете. Просто шепчет тихо и хрипло:
— Обещай, что будешь в порядке? Поедешь...туда?
— Там тихо и совсем нет людей, хотя не такая уж глушь. То, что доктор прописал. И, Холлэнд… спасибо. Все будет хорошо, я обещаю.
Грустный вдох, и Хэйнс отключается, а потом вызывает такси, бросает в сумку самое необходимое, затыкает уши капельками с проводами.