Дэн находит это место легко. Все, как и сказала Холлэнд – тихая заводь за протокой в спрятавшемся сразу за пригородом лесочке. Небольшой дом, почти хижина со скошенными ступенями. Байк тихо урчит, останавливаясь, а Шарман оглядывается в поисках друга, потому что жилище выглядит пустым и печальным. Сбрасывает кроссовки, подворачивает джинсы. Теплая трава щекочет ноги, сухие веточки колют подошвы.
Загорелая фигура – у самой воды. Полощет в ней пальцы, подставляя красивую спину под смазанные поцелуи палящего солнца. Дэн думает, что его кожа на ощупь должна быть бархатистой и немного терпкой на вкус. Зависает, когда Хэйнс наклоняется ниже, прогибаясь в пояснице. Сам себе отвешивает мысленную оплеуху. Придумал, блять, тоже.
— С днем рождения, беглец.
Колтон вздрагивает крупно, роняет что-то в воду. А потом выпрямляется, вытирая ладони о шорты, чуть щурится, будто с насмешкой, и лишь через четыре долгих секунды Дэн вспоминает про его зрение и думает, что линзы, наверное, тот не надел. У него глаза без них зеленые, как весна. Или как у героя в диснеевском мультике.
— Дэниэл? Ты как здесь?
Понятно ведь, «как», другой вопрос – нахуя.
— Холлэнд сказала, ты решил всех продинамить и сыграть в отшельника. А я, кажется, сотню лет не выбирался из города. Составлю компанию? Или подальше пошлешь? У меня, кстати, вино с собой. Не будем же мы чокаться родниковой водой.
— Оставайся. Только телефон отключи. Хочется тишины, – сердце не херачит по ребрам бейсбольной битой, в голове не шумит. Сознание – чистое, ясное. Как высокое небо в полуденный зной, ни единого облачка. – Пошли, найдем тебе какую-нибудь одежду. Ухерачишь здесь свои белые штаны в момент.
Уже вечером они разводят костер и тихо смеются, сидя на каких-то бревнышках, впивающихся в задницы обломками сучьев. Жарят зефир на кривых тонких веточках и пьют вино из горлышка, передавая бутылку друг другу. Пальцы покалывает, когда руки соприкасаются невзначай, и вдоль позвоночника бежит холодок. А лица горят от жара костра, и пламя громко трещит, высвечивая волосы Шармана красным золотом.
— У тебя кто-нибудь есть? – алкоголь распускает язык, и казавшиеся запретными вопросы сами собой всплывают на поверхность.
Колтон лишь пожимает плечами и молчит, уставившись на огонь. В черное небо взметаются кудрявые языки пламени.
— А вы с Крис снова сошлись?
— Не виделись даже целую вечность. Ты с чего вдруг решил?
— Не знаю, таблоиды писали. Показалось похожим на правду. Вы были хорошей парой. … Выпьем еще?
Уже глубокой ночью Колтон будет долго возиться на узкой кровати, потому что туман плывет в голове не от нескольких бутылок вина на двоих. Дэниэлу, кажется, тоже не спится: диван в соседней комнатушке то и дело жалобно скрипит, когда тот пытается перевернуться. Колтон не хочет думать, в чем лег его друг, хмельное сознание и без того услужливо подсовывает картинки одну горячее другой. Хриплый и низкий стон заставляет вздрогнуть, а уже было успокоившийся член – болезненно заныть. Парень закусывает подушку, пробираясь рукой под резинку трусов.
Да пошло оно все.
Возвращаются в город еще до полудня. Неловко хлопают друг друга по плечам, и Хэйнс отводит глаза, вспоминая, как мало было воздуха в домике и в легких ночью, как обжигали фантазии, как Дэн дышал совсем рядом – через стену буквально, дышал и трогал себя, может быть, представляя… Да нет, ерунда.
— Спасибо, что навестил.
— Был рад повидаться.
Дома автоответчик раздраженно мигает пунцовым, но Колтон и не думает проверять сообщения. Зашвыривает тощую сумку в угол, распахивает окно, впуская в квартиру струю прохладного ветра. Стягивает через голову толстовку, прикуривает, вглядываясь в опостылевший частокол высоток, торчащих до горизонта – куда ни глянь. Как острые кинжалы клыков в раззявленной вонючей пасти великана. Треснуться бы о стену башкой или выжечь окурком глаза, чтобы не видеть. Не видеть уже никогда.
Далекий хлопок входной двери кажется фантомной иллюзией. И парень даже не оборачивается, пока плеча не касаются холодные губы. Губы, что едва не выбивают опору из-под ног. Пальцы стискивают подоконник, и рой взбесившихся в голове голосов вдруг настороженно замолкает. Будто прислушиваясь.
— Мы начали не с того.
«У него запястья изящные, тонкие. Двумя пальцами можно сломать», – звенит где-то внутри, когда худые руки прижимают так близко, обнимая со спины.
«Ты ебу дался?», – чешется на языке, но Шарман нажимает пальцем на подбородок, побуждая чуть повернуть голову. И мыслей не остается совсем, когда губы находят губы, когда прошибает от затылка до кончиков пальцев так, что удивляется – как не изжарился просто в момент?
— Ты дымом пахнешь. Я ночью глаз не сомкнул, все думал, какой ты на вкус, – Дэн задыхается почти, прижимается бедрами. И упирающийся в задницу стояк – не то, что может примерещиться Колтону в такой ситуации.
— Ты…ты… – слова тают до того, как он произносит их, плавятся от внутреннего жара. Это ведь Дэниэл, Дэни – тот, что пахнет грейпфрутом и целуется так, что хочется ущипнуть себя, чтобы поверить: все правда, не сон.