— Тебе поговорить больше не о чем? Это доморощенная забота, что нахуй мне никуда не уперлась, или чистое любопытство?
Джексон ядом плюется, как песчаная гадюка, а глаза – серые и злые, острые, как закипающая сталь.
— Джексон…
— Тему закрыли! Бля, Махилани, если я завалю эти тесты, сам за меня Харрису пересдавать пойдешь.
Он чиркает что-то ручкой в тетради, замечая, как сильнее и сильнее сутулятся плечи того, кто сидит почти под самым носом у злобного химика. В седьмой за последние 15 минут раз (да, блять, я считал!) запускает руку в волосы, дергает, сжимает, пропускает сквозь пальцы. Словно это как-то поможет найти правильные ответы на не такие уж и простые задачи. Помочь не поможет, но вот Джексон очень даже хорошо представляет, как…
— Если хочешь знать мое мнение…
— Я не хочу, нахер иди, – рявкает Уиттмор, но Дэнни продолжает, ничуть не обидевшись:
— Он смотрит иногда на тебя, когда ты не видишь. Когда думает, что не видит никто. Он так смотрит и так боится при этом. Ты же злой постоянно, как черт. Того и гляди живьем сожрешь. Правда, он и не подозревает, что сожрать его ты хотел бы в другом смысле.
Махилани продолжает писать что-то, то и дело останавливается, чтобы обдумать ответ, не смотрит даже на друга, который краснеет от злости все больше, да так, что скоро пар из ушей повалит. А Уиттмор всерьез думает – что делать команде по лакроссу на близящихся соревнованиях, если он переломает их вратарю руки или ноги. Или все конечности разом.
— Ты можешь фантазировать как-то беззвучно? Заебал, мешаешь ведь.
— Ты бы подошел к нему, спросил, как дела. Если не грохнется в обморок от счастья или ужаса (а ты умеешь вгонять в ужас нормальных людей, поверь мне), все может и получиться. Мой гей-радар не обманешь, Джекс. Он лишь с тобой не сработал, но ты-то – бесчувственная скотина, а этот мальчишка, он…просто проверь.
— Нахуй иди, – огрызается Уиттмор, а сердце в груди колотится быстро-быстро, и он забывает про незаконченный тест, про отметки за семестр, забывает обо всем, опять залипая на эти невозможные пальцы, на острую линию шеи и губы, ох, эти губы, которые он просто обязан попробовать на вкус. На вкус и не только.
Сегодня.
Дэнни удовлетворенно кивает и пытается не улыбаться, возвращаясь к контрольной.
====== 76. Стайлз/Джексон/Айзек ======
Комментарий к 76. Стайлз/Джексон/Айзек https://pp.vk.me/c630224/v630224352/3b5c0/POmaJbWeGfs.jpg
Мисс Блейк твердит что-то про модальные глаголы нудно и заунывно, на одной ноте. Стилински почти засыпает, слушая, как поскрипывает о бумагу ручка Лейхи, как он пыхтит, выводя старательно нечитаемые каракули, даже язык от усердия высунул. Голова раскалывается, как после бурной гулянки, и взгляд то и дело соскальзывает чуть левее. Но Стайлз пытается не смотреть. Пытается, честно. Херово пытается: не может не пялиться на широкие плечи и красивую шею, на идеально уложенные волосы, которые он столько раз ворошил пальцами, сжимал в кулаке, чуть оттягивая…
Словно почувствовав взгляд, Джексон оборачивается и улыбается так искренне и тепло, что у Стайлза губы начинают дрожать, и он почти тянет робкую улыбку в ответ, как вдруг замечает – внезапно, как битой по морде в ночной подворотне, – глаза холоднее твердого гранита, что отсвечивают вдруг морем, сморят куда-то мимо. Звуки вокруг стираются, тают, будто голову обмотали плотным слоем ваты, но откуда-то издалека Стайлз различает, что сопение Айзека смолкло. Не поворачивается, но улыбка соседа по парте и без того такая щенячье-глупая и счастливая, что можно ослепнуть. Как если долго смотреть на солнце.
Стилински лишь сжимает пальцы чуть крепче, и карандаш с громким треском ломается пополам. Стайлз чертыхается беззвучно, смаргивая злую влагу с ресниц. Джексон уже вернулся к конспектам, но, кажется, даже спина его выглядит…дружелюбной?
— Ревнуешь? – Айзек не насмехается, но смотрит так пристально, будто надеется прочитать в лице какую-то тайну.
— С чего бы? – Стилински отбрасывает обломки карандаша и кусает испачканные чернилами губы. – Мы же… – «расстались», чуть не срывается с языка, но он вовремя умолкает, прикусывая язык почти до крови. – Мы и вместе-то не были никогда.
Крышесносный секс в его кровати, машине, на набережной, в раздевалке после тренировки, в проулке за супермаркетом даже – это, конечно, не в счет. Дружеский перепих, блять. Средство от спермотоксикоза.
Лейхи хмыкает недоверчиво и продолжает сверлить взглядом льдистых внимательных глаз. Будто лазером дыру в башке прожигает. Стайлз считает про себя от десяти до одного пять раз подряд и пытается следить за лицом. Он ведь сам сделал этот выбор, ведь так? Не ожидал, правда, что Уиттмор согласится настолько легко.
— Давай прекратим все, Джекс, я устал, – ковыряя кедом асфальт, глядя куда угодно, но не в лицо.
— Надоело? – протяжно и равнодушно, закидывая подушечку ягодной жвачки в рот, поигрывая ключами от Porshe.
— Типа того…
— Как скажешь. Давай…
Так просто. Так больно, и под ребрами ноет, как будто по ним футбольная команда в полном составе пинала – долго так, от души…