Never (СИ)

— Ты головой приложился? Или мозг со спермой ночью весь вытек? Ты что, блять, творишь?!

— А ты? – непонятно, но как-то горько-злобно выплевывает Уиттмор и уходит, закинув сумку на плечо.

Лидия и Эллисон (точно, именно Эллисон) пялятся, не скрываясь. У новенькой глаза чуть припухли, и вообще не выглядит она человеком, кувыркавшимся всю ночь до рассвета (то, что Джексон в этом – лучше других, Айзеку рассказывать не надо).

— Лидия, послушай, я... – почему-то он начинает оправдываться, как только разъяренная фурия с пожаром цвета осеннего леса на голове приближается к нему, громко цокая каблучками.

— Пса своего ручного на цепь посади. Обидел Эллисон вчера ни за что, свидание отменил, орал на нее, как больной. Разберитесь уже, детка, а то яйца вырву обоим и вашим братьям меньшим скормлю. Сырыми. Понял, волчонок?

Глаза огромные и зеленые, как лужайка перед домом. Лейхи кивает, гадая, какого черта это только что было.

... А потом получается как-то само. Джексон в умывальнике. Мокрый по пояс, еще злее, чем прежде. И костяшки сбиты до крови.

— Если ты сейчас скажешь, что это не из-за Эрики, я тебе ебну, – предупреждает Айзек, зашвыривая сумку подальше.

Уиттмор огрызается непонятно, но не спорит и затихает, когда руки обнимают со спины, а губы зарываются в волосы на затылке.

— Это было... неожиданно. Не думал, что психану, – каждое слово будто под пытками из себя выжимает и отворачивается, чтобы не встретиться в зеркале взглядом. Колючий и напряженный, как натянутая тетива.

— Не думал, каково это со стороны, да? Трахаться со мной в свободное время, потом клеить девчонок, любую, на какую глаз упадет и член шевельнется...

Айзек не выбирает слова, а Джексона передергивает от отвращения.

— Не надо.

— Я с ней не спал.

— Что?

И как он мог бы поверить, после этих засосов и опухших губ...

— Блять, да не встал. Нажрался, как сволочь. Эрика надо мной до утра угорала.

Нажрался как сволочь, ну да.

— Чтобы я эту Эрику рядом больше не видел. Вообще никого, – это звучит угрожающе, и Айзек хотел бы поставить условия, но его рот слишком занят, и получается только стонать, а потом запрокидывать голову, подставляя шею жадным губам.

Четверть часа спустя МакКолл и Стилински заглядывают то ли, чтобы вымыть руки, то ли разыскивают этого новенького Лиама, который, кажется, у Скотта теперь вместо ручной собачки, как Прада у Лидии. Меньше секунды спустя выпрыгивают в коридор, запинаясь друг о друга, хватают ртом воздух, словно враз растеряли весь словарный запас.

— Чувак. Блять, я хочу развидеть это прямо сейчас и навсегда. Член Лейхи...боже.

— Член Лейхи во рту у Уиттмора, бро. Вот где пиздец всем пиздецам.

Низкий стон из-за двери заставит друзей подпрыгнуть на месте. Переглянувшись, они рванут подальше в страхе увидеть еще какие-нибудь подробности из личной жизни их не-очень-то-и-друзей.

====== 78. Шарман/Колтон, Хеклин/О’Брайен ======

Комментарий к 78. Шарман/Колтон, Хеклин/О'Брайен https://pp.vk.me/c626623/v626623676/1e353/Mq0g7d6DDmo.jpg

— Колтон, блять, прекрати моргать и ерзать, будто у тебя в заднице шило или муравьи в трусах. Дай сфотаю нормально.

Тайлер вскидывает фотоаппарат, но в последний момент, перед самой вспышкой, Хэйнс снова начинается чесаться остервенело. Сдвигает брови домиком и смотрит на друга так жалостливо, что тот ржет в голос и запрокидывает голову так, что бейсболка сваливается на землю.

— Черт, Тай, да нахрен эти снимки. Голова не тем забита.

Спрыгивает с каменной ограды на которой позировал, болтая ногами, и пытается отвернуться, потому что Хеклин не прекращает снимать, приговаривая дурашливым голосом: “Ну же, зай, улыбочку, давай вот так, повернись, в спинке прогнись”.

— Ты охуел, да? – устало выдает Колтон, но улыбка так и лезет на лицо, потому что это же Тайлер, Тай, дружище и лучшая жилетка для соплей и сердечных проблем, которая была у него в жизни.

— Ой, да расслабься, представь, что кудрявая орясина твоя вон в тех кустах засела и снимает исподтишка.

Парень враз грустнеет, а Тайлер чертыхается, опуская треклятый фотоаппарат.

— Слушай, друг, че за хандра? У нас новые проекты, жизнь продолжается. У меня вон Ди вообще с декораций наебнулся и половину лица расхерачил, я почему-то не изображаю умирающего лебедя?

Хэйнс улыбается вымученно как-то, резиново и криво. Снова чешет искусанную москитами шею.

— Дилан выздоровел почти и хотя бы дома сидит, а не крутит жопой на разных премьерах, конах, презентациях, по пабам не шляется, матчам футбольным. Убил бы...

И хмурится так, как, наверное, ни один из поклонников ни разу не видел. Это же Колтон Хэйнс – улыбчивый мальчик, солнышко, заводилка. Тот, глядя на кого, нельзя не улыбаться, потому что кажется, будто его поцеловало солнце. Потому что он – как будто сердце этого мира, что существует, пока он улыбается. Быть может поэтому Дэниэл Шарман, гетеросексуальный от кончиков волос до кончиков пальцев на ногах, не сдержался однажды и сгреб его в охапку прямо на какой-то шумной и пьяной тусовке, уволок подальше от разинувшихся ртов и целовал так, что воздуха не хватало.

А теперь...