Читаем Never (СИ) полностью

- Я? А что я? Тео сам... – Он лепечет сбивчиво, часто-часто хлопая ресницами... Вдруг замолкает, расплываясь в самой широкой и идиотской улыбке на планете... – Волчара...

Руки худые с ободранными костяшками и следами чернил вдруг обхватывают широкие плечи, крепко-крепко прижимается к груди оборотня.

- Сука, Дерек, где тебя носило все лето?

И сдержанная улыбка в растрепанную макушку.

====== 6. Джексон/Айзек ======

Комментарий к 6. Джексон/Айзек https://pp.vk.me/c627123/v627123352/c395/tAYhCN07dyE.jpg

Кофе с капелькой виски и щепоткой корицы горячий и приятно пощипывает язык. Айзек переворачивает хрустящую страницу новенькой книги, откидывается на мягкие подушки и жмурится, забрасывая в рот кусочек клубники. Через окно, распахнутое в сад, в комнату врывается теплый ветерок, щекочущий кожу. Это целый ворох ароматов, которые хочется сгрести в охапку и зарыться в них носом, как в пригоршню засушенных листьев: утренняя роса, свежескошенная трава, лохматые пионы и белые кусты роз.

- Яйца пашот, мистер Айзек, и гренки к утреннему кофе, – задорный голосок новой служанки за шиворот выдергивает из преддремотного состояния.

Айзек потягивается, отшвыривая книгу в сторону. Взгляд лениво скользит по гладким бедрам девчонки, едва прикрытым ультракороткой формой с кружевным передничком. Из столовой отчетливо тянет яйцами и поджаренным хлебом, а она улыбается (как-то слишком дерзко для простой деревенской девчонки) и манит молодого хозяина за собой, накручивает длинную белокурую прядь на палец, смачивает губки кончиком языка.

- Спасибо, Эрика, я не голоден. Отец не звонил?

Она прикусывает губу, как от досады, разглаживает фартучек, демонстративно-медленно проводит по накрахмаленной ткани ладошками.

- Нет, мистер Лейхи не звонил. Я могу идти, мистер Айзек?

Так повелось очень давно: хозяин поместья, влиятельный лорд и эсквайр – мистер Лейхи, его мечтательный сын с непослушной копной золотистых кудряшек и неизменным шарфом на шее – мистер Айзек.

Он отпускает служанку небрежным кивком и тянется к книге, раскрывшейся где-то в начале романа. Джек Лондон. Он любит его грубоватый, простой стиль, любит читать о приключениях и мужественных, сильных людях, каким он никогда не станет…

Малиновка, выводящая трели на весь сад, вдруг замолкает, ей на смену приходит рваный гул газонокосилки, что рычит на все поместье, как смертельно раненный зверь. Запах свежей травы усиливается, и, переворачивая страницу, он замечает краем глаза, как блестит от пота дочерна загорелый торс нового садовника.

Потирает мизинцем висок, пытаясь вернуться мысленно в промерзший мир Крайнего Севера, где лишь льды, выжигающая глаза белизна и голод, превращающий человека в дикого зверя… Взгляд то и дело отрывается от ровных черных строчек, непроизвольно соскальзывая в сад. Садовник наклоняется, копаясь в механизме газонокосилки, а косые лучи солнца, подбирающегося к зениту, высвечивают сад нежно-персиковыми оттенками. Айзек сглатывает, когда видит, как перекатываются мышцы под гладкой кожей парня, с усилием отводит взгляд, пытаясь сосредоточиться на сюжете.

Джексон утирает пот со взмокшего лба, не замечая, как запачканные землей пальцы оставляют на коже темные полоски. Солнце печет невыносимо, и он пьет воду из пластиковой бутылки, выплескивая остатки себе на голову.

- Хозяин велит обновить букеты в гостиных, цветы начали увядать, – Эрика пробирается к нему, морщится, глубоко увязая тонкими шпильками в песчаных дорожках, расчерчивающих сад строгими аккуратными прямоугольниками.

- Он же уехал, – бурчит Джексон, вытирая руки какой-то тряпкой.

- Я не про мистера Лейхи, дубина. Я про его сына. Айзек вернулся, помнишь? То-то будет, когда папаша вернется. – Хихикает в кулачок, облизывая садовника похотливыми глазками. Наверное, она собирается шлепнуть его ладошкой по спине, но вместо этого скользит тонкими пальчиками по коже плеча – как легкое касание крыльев яркой, тропической бабочки. Ступает ближе, почти касается грудью груди, обволакивает сладковатым ароматом ванильных духов и абрикосов. И абсолютно не возбуждает. Никак.

- Ебаные эстеты. Делать им нехер, – сплевывает сквозь сжатые зубы и как бы между прочим снимает руки Эрики со своего тела. – Белые розы?

- Нераспустившиеся бутоны, как обычно. – Пожимает плечиками, фыркает что-то тихо-тихо, что не разобрать, и уходит, покачивая бедрами.

Джексону срать, если честно. Джексон – обычный наемный работник, который свалит отсюда, как только лето осыплется рыжей листвой, похрустывающей под башмаками.

В гостиных – и малой, и большой, так тихо, что слышно, как звенит тишина, и его будто затягивает в холодный вакуум. По спине и плечам, на которые Уиттмор таки не удосужился натянуть рубашку, бежит холодок, и он оборачивается, ожидая столкнуться с льдисто-голубым взглядом – внимательным, пристальным. Никого… только сквозняк шевелит занавески на раскрытом окне, да стынет кружка с недопитым кофе на столике у софы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное