Never (СИ)

— Дэнни – твой лучший друг, – почти шепчет мальчишка беспомощно и опять теребит нелепый галстук, тянет руку, будто хочет коснуться, опустить ладонь на плечо, успокоить. Но отшатывается, споткнувшись о плещущийся брезгливостью взгляд.

Серый-серый, как тяжелые волны осеннего моря. До мурашек холодный. Обжигающий.

— Думал, что друг, – как-то горько хмыкает Джексон, отодвигая парня плечом. – Как в дешевом сериале, правда? Лучший друг и люби... любовник. Классика жанра. Иди нахуй, Стилински. Понятно излагаю? Не приближайся. Твой папаша мне чем только не грозил, если я еще раз его сыночка... Может не беспокоится, и пальцем не трону. Блять, да я теперь лучше Гринберга трахну...

Демонстративно оправляет измятый пиджак, набирает что-то быстро в телефоне, не слушая невнятный сбивчивый лепет за спиной, не обращая внимания на горечь, что разъедает внутренности и забивает горло, так, что каждый вдох, словно пытка, пытаясь справиться со слабостью, что разливается по венам, укутывает плотным тягучим коконом, и больше всего хочется свернуться калачиком, подтянуть колени к груди и просто лежать. Пока не остановится сердце.

Или лупить кулаками шкафчики в раздевалке пока не собьет костяшки к чертовой матери.

— Джексон. Джексон. Джексон. Джексон, постой, – пытается рвануть следом, но грозный окрик из кабинета шерифа прибивает к полу, и Стайлз, втянув голову в плечи, понуро плетется на зов родителя. Плетется, пытаясь бороться с тошнотой и часто-часто моргая.

Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо.

— Ты что здесь делаешь в такой час? Стайлз, ну что за ребенок. Он больше не будет тебя доставать, обещаю.

— Папа.

— Почему ты не сказал мне раньше про травлю? Я думал, он успокоился, ты ведь ходил непривычно-довольный. Ребенок, ты прости, что так мало времени тебе уделяю, но этот мальчишка никогда не тронет больше...

“Да я лучше Гринберга трахну...”

— Папа, не так все, я сразу должен был сказать.

—... и не посмотрю на их деньги и связи, ни в какие ворота...

— Я люблю его, пап.

— ... привык, что все сходит с рук...

— Я ЛЮБЛЮ ЕГО. ЛЮБЛЮ ДЖЕКСОНА.

— Что?

— Ты смерти моей хочешь, придурок? Совсем рехнулся? Руку дай, пизданусь же сейчас.

Стайлз ухватывается за теплые длинные пальцы, помогая парню пробраться в комнату. Поспешно закрывает окно, отсекая волну прохладного ночного воздуха, льющегося в дом. Радостная улыбка лезет на лицо, и родинки в неровном свете ночника кажутся темнее и ярче одновременно.

— Джекс, ты пришел, – голос звенит от облегчения, разбивается о стены серебристым звоном. Стайлз, будто опомнившись, зажимает ладонями рот, хотя отец на дежурстве, и кроме них двоих в доме – ни души. Стоило ли лезть через окно, рискуя сломанной шеей?

— Ты чего шерифу наплел, кусок идиота? Думал, душу из меня вытрясет. Снова. Разобрались же уже.

— Сказал, что люблю тебя. Теперь я под домашним арестом.

Джексон давится воздухом, глаза выпучивает смешно. Стайлз заржал бы в голос, если бы... Но лишь смущенно отворачивается, теребит растянутый ворот футболки. Дался он красивому и богатенькому Уиттмору со своей постылой любовью, конечно...

— Правда ебанутый, – шепчет парень с какой-то странной нежностью и подтаскивает мальчишку к себе, прижимается губами к виску, поглаживая ладонями напряженную спину.

Стайлз шмыгает носом от неожиданности, а потом чуть поворачивается, подставляя губы губам, жмурится, как на чертовом колесе, и цепляется за широкие плечи, чтоб устоять.

— Что насчет Дэнни? – Джексон ерзает, пытается то ли отодвинуться, то ли отвернуться, прячет глаза, лезет опять целоваться. – Джекс?

— Нормально все с Дэнни, – шипит неохотно, а Стайлз едва сдерживает смешок, замечая порозовевшие скулы и пылающие кончики ушей. – И вообще, – Уиттмор высокомерно вздергивает подбородок и смотрит в упор, с вызовом даже, – у любых дружеских объятий должны быть рамки. В следующий раз ноги переломаю или руки. Усек?

Да ладно, Джексон Уиттмор признал, что был неправ? Почти что признал.

Шипит и пихается, когда Стилински громко хохочет и лезет обниматься, виснет на нем обезьяной, а потом шепчет прямо в ухо, заставляя Джексона вздрагивать от каждого слова:

— Дурак ревнивый. Дурак. Мой.

Влажными губами – в самое ухо, опаляя горячим дыханием, обводя раковину по контуру кончиком языка. И тихий выдох, когда нетерпеливые руки тянут с него одежду, когда ткань трещит, почти разлезаясь по швам, когда кровать поскрипывает от тяжести тел, когда мысли отключаются, смываясь приливной волной жажды, истомы, потребности...

“Мой”

====== 86. Джексон/Айзек ======

Комментарий к 86. Джексон/Айзек https://pp.vk.me/c837228/v837228352/11dbc/Z9zQmlZLK6I.jpg

— Все еще не верю, блять, что пошел у тебя на поводу. Детский сад какой-то ей-богу.

Джексон фыркает, потирая подбородок, и кажется раздраженным и злым. Айзек пихает его в бок, а потом легонько дует в ухо, обжигая нарочито-томным шепотом: