Невероятная история индийца, который поехал из Индии в Европу за любовью

После первой встречи с Индирой Ганди он отправился прямо в Орисса-Бхаван, клуб и гостевой дом для людей родом из Ориссы, теперь живших на чужбине. Он хотел навестить друга из колледжа, который работал поваром в этом клубе. Пикей особо ничего не ожидал от вечера, но радовался тому, что был приглашен на ужин. Однако, когда он вошел, его приветствовала толпа людей, которых он никогда раньше не видел. Ему казалось, что все вдруг видят его совсем иначе.

– Они как будто с любопытством ожидают, что я скажу что-то интересное, – подумал он.

– Пикей, я приготовил для тебя особые блюда, – объявил шеф-повар и низко поклонился, как будто бы в дверь вошел государственный деятель.

– Но кто они все? – спросил Пикей, указывая на людей.

– Журналисты, – ответил повар и улыбнулся. – Они хотят знать, что она говорила.

Один репортер из «Навабхарат Таймс» отделился от группы и попросил об интервью. Пикей охотно отвечал на вопросы. Он наслаждался вниманием и вопросами о том, что сказала и сделала премьер-министр страны. Теперь он чувствовал себя важным. Тем не менее ему казалось, что журналисты хотели бы представить встречу значительно важнее, чем она была на самом деле. При том, что с влиятельной пожилой дамой он всего лишь говорил об искусстве. Ясно, что это была не просто какая-то пожилая дама. Но это, пожалуй, не было и чем-то фантастическим, не так ли?

На протяжении всей первой встречи с Индирой Ганди он был неуверен и боялся. В конечном счете, все люди вокруг него почитали премьер-министра как богиню. Он не знал, как должен вести себя. Были еще встречи с Индирой. Всего три, об этом позаботился Хаксар. Когда они встретились во второй раз, страх ослабел, и она показалась ему действительно симпатичным человеком. Ему не нужно было бояться. Во время третьей встречи они вместе с Индирой Ганди и группой неприкасаемых из Ориссы сфотографировались в саду ее дома. Фотограф Индиры сделал фотографии, которые на следующий день были опубликованы на первых страницах нескольких газет. На картинке красуется элегантная Индира в своем желтом, как львиная шкура, сари, с вьющимися волосами, цвет которых переливается от изящного светло-серого к черному. Неприкасаемые подданные сидят на газоне, как будто бы они ее ученики.

После газетных статей о Пикее и Индире Ганди в гостевом доме в Ориссе разнеслась молва, что «мать земли» – так называли ее – усыновила Пикея. Его матерью больше не была Калабати, женщина из народа, умершая несколько лет назад. Его мать звали теперь Индира Ганди.

Лотта не относилась к тем людям, кого смущали сложности. Если дождевые тучи сгущались на небе, ее это не заботило, она шла дальше в поисках тех мест, где светило солнце. «Здесь и сейчас – вот что важно», – обычно думала она. Не нужно избегать говорить о неприятном, но также нельзя примерять к себе все невзгоды. Много людей просто повторяют чью-то судьбу и живут прошлым. Это почти так же, как будто бы человек мог существовать только с болью, но не со счастьем. Когда она начала заниматься йогой, она думала, что нашла философию, которая ей подходит. В медитациях и дыхательных упражнениях находилось все, что она уже выработала для себя: умение открываться для чего-то иного, чем то, кем ты уже являешься, и перестать быть всю жизнь рабом своих собственных чувств. «Все люди хотят развиваться и быть счастливыми, но тяжело жить по этим принципам и постоянно нужно помнить об этом, чтобы не застыть», – думала Лотта. Но как можно стать счастливым, если люди обращаются друг с другом так, что только умножают в мире несправедливость? Да, на самом деле следовало бы заняться политикой и принимать в ней активное участие, но это как-то не случилось. Она чувствовала, что едва ли смогла бы принимать идеологию, которая была выдумана кем-то другим. И она не могла сказать от всей души, что была христианкой, сторонницей индуизма или буддисткой, придерживалась консервативных, либеральных или социалистических взглядов. «Я возьму себе немного отовсюду», – думала она.

Несмотря на мать-христианку и ее собственное любопытство к йоге и азиатской жизненной философии, она критически относилась к религиям. Она была гуманисткой. Этого должно было быть достаточно. «Все люди имели одинаковую жизненную энергию, независимо от того, откуда они были родом и какого цвета была их кожа. Если так мыслить, то нельзя быть расистом», – думала Лотта.