Невероятная история индийца, который поехал из Индии в Европу за любовью

На те деньги, что Пикей зарабатывал рисованием портретов, он купил краски и холст и теперь мог рисовать картины большего размера и в более разнообразной технике. Основную часть своих картин он продавал у фонтана или в индийском кафе иностранным туристам. Хаксар обещал присмотреть для него квартиру, но для этого требовалось время. На деньги, которые у него теперь были, он мог себе позволить снимать небольшую комнату в Лоди Колони, в одном из самых лучших пригородов, расположенном прямо на юге города, рядом с большим тенистым парком, в котором находился величественный мавзолей с останками правителей средневекового Дели-Султаната. Его новый дом был непривлекательным на фоне других. Одна кровать и тумбочка, три крючка на голых бетонных стенах, на которые он мог повесить одежду, и несколько квадратных метров площади, где он мог разместить своих бездомных друзей. Сейчас он учился уже на третьем, последнем, курсе художественной академии, его часто обсуждали в академической столовой и все чаще воспринимали в качестве гуру. Студенты, преподаватели и опытные художники, которые зачастую были вдвое его старше, приходили к нему, чтобы получить ответы на свои вопросы. Его спрашивали, как он делает то или иное, о чем думает, какие материалы использует, были ли его мать и отец известными художниками, каково его отношение к искусству вообще и какой была Индира Ганди.

Среди тех, кто каждый день приходил к нему за советом, была девушка, которая совсем недавно начала учиться в академии.

Он заметил, что у нее было странное выражение лица, как будто бы она думала о чем-то, о чем не смела говорить. В конце концов она представилась ему. «Меня зовут Пуни, – мягко сказала она, словно стыдилась своей прямоты. – Не хочешь пообедать со мной?» Как обычно, Пикей самопроизвольно ответил «да», он редко отказывался. Но Пуни, похоже, сомневалась в его искренности.

– Я не мешаю? – с тревогой спросила она.

– Напротив, – ответил он, – ты мешаешь! Ты действительно мешаешь моей работе, но быть приглашенным тобой на обед – приятная помеха.

После обеда в столовой академии она пригласила его к себе домой.

– Моя мать с удовольствием познакомилась бы с тобой, – сказала она. – Ты можешь прийти в воскресенье?

– Твоя мать? Зачем же? Зачем она хочет познакомиться со мной?

– Она хочет, чтобы ты нарисовал ее.

Движение дипломатических автомобилей, причудливо и беспорядочно раскрашенных грузовиков и ветхих городских автобусов текло по главной магистрали Старого Дели густо, как холодный сироп. Рядом тек поток велорикш, просочившихся с маленьких улочек вокруг мечети Джама.

Пикей устроился на пассажирском сиденье одного из велорикш, смотрел на хаос движения, толпы людей и чувствовал себя очень странно. Никогда раньше он не управлял велотакси, никогда не сидел и не наблюдал, как другой человек двигает транспортное средство вперед, прикладывая свою силу. Он думал о землевладельцах, торговцах и брахманах, которые привыкли к тому, что их обслуживают другие люди, будто их жизнь более ценна. В этот момент он почувствовал, словно и его жизнь стоит больше, чем жизнь человека впереди него, управлявшего рикшей.

Они прорывались сквозь все более плотную толпу на Чандни-Чоук, которая теснилась перед ювелирными лавками и магазинами тканей, они проезжали мимо рекламных щитов охлажденной воды из-под крана и фотографов с ящичными фотоаппаратами, снимавших людей на тротуарах. Потом они спешили по переулкам, где велорикша должен был уворачиваться от других велосипедистов, беспризорных коз, велосипедных повозок, шатающихся коров, лающих собак, женщин в серых платках и мужчин в вязаных колпаках. Они проезжали мимо проемов в стенах, где были выставлены для продажи джутовые мешки с мукой и перцем.

Он наслаждался всем, что видел. Базары Дели мальчику из маленькой деревни в джунглях до сих пор казались экзотическим сказочным миром. Город нес в себе историю и власть, тесноту и бедность. Черная, вязкая масса в открытых каналах между переулками и стенами домов пахла ужасно, но зловоние смешивалось со сладким запахом благовония пачули, который исходил из внутренних двориков с манговыми и фиговыми деревьями. Наконец, они доехали. Он спешился, дал достойные чаевые, чтобы заглушить укоры совести, и постучал в темную деревянную дверь очень старого дома.

– Заходите! – послышался голос.

Пуни подошла к двери. Она выглядела более напряженной, чем в академии, не улыбалась, но быстро предложила купить для него холодного лимонада.

– Воды достаточно, – ответил Пикей. Она нервно засмеялась.

– Тогда чай или кофе?

– Может быть, позже.