Он знал, что это так, и чувствовал абсурдность ситуации. Его будет оценивать и одобрять ее отец, будто это было собеседование при приеме на работу. «При этом я должен жениться на Пуни, а не на ее отце», – подумал он. Первый вопрос отца был: «Какой ты касты?» Он почувствовал, что краснеет. Это было плохое начало. Он знал, что семья принадлежала к высокой касте. Если бы они подходили традиционно, то не приняли бы его происхождение. Но ведь отец только что сказал, что они современные люди. Он ответил вопросом на вопрос: «Придерживаетесь ли вы кастовой системы? – Он не ждал ответа и продолжал, идя в контратаку, чувствуя, что это было его единственным шансом! – Какую роль уже играют касты? – спросил он. – Даже если бы я родился в регионе коренных жителей и мой отец был бы неприкасаемым, то у меня, конечно, тоже текла бы красная кровь в жилах, как у вашей дочери, не так ли? У нее те же интересы, что и у меня. Я надеюсь, что мы можем быть счастливы в жизни». Отец посмотрел ему в глаза. Двери еще не были закрыты. Все было по-прежнему возможно.
– Ты происходишь из семьи неприкасаемых из коренного населения? – Он не ответил на этот вопрос. – И моя дочь уже влюбилась в тебя? Все в комнате молчали. Никто не двигался. Не было слышно даже кашля. Он услышал тихие вздохи отца и биение своего собственного пульса. Пикей огляделся. Все улыбки исчезли. Все вокруг неуверенно смотрели друг на друга. Тишина была нарушена матерью Пуни – ударив себя рукой по лбу, та воскликнула: «О, боже мой!» Отец поднялся, указал на дверь и прорычал: «Будь так добр, покинь мой дом. Немедленно! И не смей когда-либо еще хоть раз встречаться с моей дочерью!» Пикей встал и, понурив голову, двинулся к двери, где чуть слышно прошептал: «До свидания».
Рыдая, он бросился на кровать в своей лачуге в Лоди Колони и лежал там еще долго после испытанного унижения, уставившись в потолок и чувствуя себя опустошенным и маленьким. Воспоминания о школе в Атмолике, ощущение чужеродности вернулись снова. Как будто чувство неполноценности где-то неглубоко скрывалось и только ждало, чтобы вновь вырваться наружу. Сейчас оно стучало, горело и болело. Он дрожал, как будто от лихорадки или как если бы только что избежал смертельной опасности. Остаток ночи ему на ум снова и снова приходила только одна мысль: почему, почему, почему я родился в семье неприкасаемых в джунглях?
Газеты из Бомбея сообщали о «Далит пантер»[33]
, писали, что их вдохновила партия «черных пантер» из США. «Далит пантер» издали манифест, в котором заявили, что брахманы, правившие Индией, были хуже английских колонизаторов, – точно так об этом всегда говорили отец и дед Пикея. «У лидеров индусов, – так писала «Далит пантер», – в руках, в конечном счете, был и весь государственный аппарат, и унаследованная феодальная власть». «Мы больше не будем довольствоваться мелкими крохами, только маленькими хижинами в стенах брахманов», – стояло в манифесте. В собственной газете неприкасаемых «Далит Войс» «Далит пантер» сравнила дискриминацию в отношении неприкасаемых в Индии с расизмом против чернокожих в Соединенных Штатах: «Афроамериканцы должны знать, что их борьба за свободу не завершена до тех пор, пока их братья и сестры страдают в Азии. Это правда, что афроамериканцы также страдают, но мы сейчас там, где афроамериканцы были 200 лет назад».Несколько дней спустя, когда он пил чай в кафе колледжа, то снова увидел ее. Пуни беседовала с каким-то студентом и отвернулась, когда он подошел. Он пожелал ей доброго утра, но она не ответила и удалилась бок о бок со своим спутником. Во время обеденного перерыва они встретились вновь. На этот раз Пуни повернулась к нему.
– Забудь меня скорее! – сказала она. Она объяснила, что не только не придерживается кастовой системы, как ее отец, это ее вообще не волнует. – Но я не могу идти против моего отца».
Ему не хватало слов.
– Ты видел молодого человека, с которым я говорила? – спросила Пуни. – Он учится на инженера. Папа уже выбрал его для меня, но он был готов отказаться от него, потому что я объяснила, что влюблена в тебя. Это было до того, как мой отец узнал о твоем происхождении». Пикей смотрел на нее с удивлением. Пуни, которая так энергично пыталась заполучить его, как подменили.
– Сейчас этот вопрос решается. Я буду выходить за него замуж. И скоро! – сказала она.
– Ты любишь его? – спросил он.
– Да, – ответила она, не моргнув глазом.
«Что это за любовь? – подумал он, – Она лжет, потому что не хочет спорить с отцом».
– Пуни, послушай меня! Я готов бороться. С юридической точки зрения никто не может остановить нас. Никто, ни твой отец, ни твои родственники. Мы можем пожениться без родственников или священника и тогда можем поехать в место, где никто нас не найдет, о котором никто не знает и о котором никто не спрашивает. Она повернула голову, ее глаза бегали туда-сюда, пока он говорил. Потом она прервала его на полуслове: «Не пытайся снова заговорить со мной. Забудь меня!»
– Я тебе не нравлюсь?
– Напротив, ты нравишься мне, но я не могу выйти за тебя замуж.
– Почему нет, Пуни?