Невероятная история Макса Тиволи

Она уже входила в отель, а я чувствовал, как во мне зажглось новое солнце: еще немного, и она меня полюбит . Я поднял глаза на зубчатые стены и красивые балкончики «Дель Монте» и, глядя на развевающиеся флажки, понял, что это произойдет здесь, в том самом здании, где другая женщина когда-то полюбила другого Эсгара. Возможно, завтра вечером, в главном зале под вальс Балленберга, на том же самом балконе, при том же перезвоне колоколов миссии, шуме прибоя, табачном аромате «Свит кэпоралс». Либо на террасе, в тишине, мы будем пить лимонад и наблюдать за пожилыми горничными, чирикающими за крокетом. Возможно, в том белом плетеном кресле я возьму ее руку, услышу легкий вздох и пойму, что Элис меня любит. А может быть, в ее комнате, она будет сидеть у окна, глядя на лужайки и сосны, уходящие в океан. Элис распахнет стеклянные створки, впустив в комнату соленый воздух, и расплачется. После стольких лет это случится здесь. Кто бы мог подумать? В одной из этих комнат я возьму ее лицо в руки и поцелую в обе щеки, потом начну шептать ласковые слова и расстегивать пуговицы жакета, блузки, всего лишнего, нелепого вдовьего одеяния. Ее взгляд с лестницы сказал мне все, что я хотел знать, и пьянящая надежда – та же, что и в семнадцать лет, хранившаяся в тщательно закупоренной бутыли, – вырвалась на свободу и растекалась по всему телу.

Как осуществить мечту? Глаза Элис рассказали, насколько она одинока рядом со своей матерью, время и смерть истомили ее. Элис была почти готова полюбить незнакомого, красивого Эсгара, переплатившего водителю. Следующие несколько дней необходимо проявлять крайнюю деликатность. По словам японцев, розу можно научить чему угодно, даже прорастать сквозь моллюска, но делать это надо с нежностью. Именно так я и собирался обращаться с Элис. Прислушиваться к ней, улыбаться, ухаживать, относиться к ней не как к богине, которую я встретил в семнадцать лет, а как к светлой печальной женщине, разменявшей четвертый десяток, слишком мудрой, чтобы поверить лести. Надо быть очень осторожным. Я должен примирить шипы своей жизни с изгибами ее сердца.

Скажете, это не похоже на любовь? Где морщинистый мальчик, со слезами на глазах прислушивавшийся к соседке с первого этажа? Тот, кто разводил ей огонь? Невинная чистая любовь так называемой юности? Скажете, это больше похоже на несчастное разбитое сердце? На месть?

Возможно. Однако, мои дорогие читатели, люди будущего, вы испытываете жалость. Мое тело может развиваться в обратную сторону, но мое сердце стареет, как и ваше. Простое юношеское желание правило мной, когда Элис сама была простой и юной; более сложная женщина требует более сложных чувств. Настоящая любовь всегда что-нибудь скрывает: утрату, тоску, легкую ненависть, в которой мы никогда не признаемся. Те из вас, кому хоть раз отказали или кого проигнорировали, меня поймут. Когда любимая наконец уступает вам, бурная радость все равно отдает горечью оттого, что пришлось так долго ждать. Почему любимая медлила? Вы никогда не простите ее до конца. И когда она окажется в ваших объятиях, будет шептать ваше имя, целовать шею со страстью, которую вы считали невозможной, вы испытаете еще одно чувство. Разумеется, вы ощутите облегчение, что все сбылось, а затем к нему добавится триумф. Вы отвоевали ее сердце. И не у соперников. А у нее.

Это не месть в полном смысле слова. Но и не любовь. У вас в руках моя исповедь, поэтому буду честен и опишу все, что чувствовало мое сердце. Я исповедуюсь ради наказания и прощения, а не из бахвальства.