Невероятная жизнь Фёдора Михайловича Достоевского. Всё ещё кровоточит

И именно там, в Кампобассо, в 2000 или 2001 году, я осознал, что Достоевский, никогда не писавший криминальных бестселлеров, преспокойно использовал элементы детектива, и что, читая «Преступление и наказание», я хотел поскорее узнать, арестуют ли Раскольникова за убийство старухи и ее сестры, а когда читал «Братьев Карамазовых», мне не давал покоя вопрос, кто же убил Карамазова-старшего. Директор книжного магазина был прав, у Достоевского есть книги, написанные фактически как детективы, и тем не менее они мне нравились; в итоге пришлось признать, что, несмотря на все мои предубеждения, читать детективные истории мне было интересно, а уверенность в том, что детективы-бестселлеры – это обязательно низкопробная литература, появилась у меня не от большого ума, и именно там, в Кампобассо, в 2000 или 2001 году я начал читать детективы, а в конце концов и сам написал детектив. Кто бы мог подумать?!

11.16. Среди моих знакомых

Странные мысли приходили мне в голову, когда я работал над этой книгой.

Однажды в воскресенье, перечитывая роман «Идиот», я сказал: «Подумать только, я по работе читаю „Идиота“! Если бы в двадцать лет мне такое сказали, я, наверное, запрыгал бы от радости и был бы на седьмом небе».

С возрастом я все чаще замечаю за собой одну черту, о которой раньше даже не подозревал: когда я был помоложе, слушая, о чем говорят люди, я часто раздражался, и мне казалось, что виноваты в этом сами люди, что они неправы и должны вести себя иначе, но теперь я думаю, что дело во мне, в моем духе противоречия.

Перечитывая сегодня «Преступление и наказание», «Идиота», «Бесов» и «Братьев Карамазовых», я получаю несравнимо большее удовольствие, чем когда читал их в первый раз. И мой дух противоречия имеет к этому прямое отношение.

Объясню свою мысль. В последнее время с нами происходят очень странные вещи (впрочем, как и всегда). К примеру, среди моих знакомых, имевших когда-то отношение к издательской работе, писавших и публиковавших книги, многие признаются, что уже давно книг не читают. И, когда я слышу от умных и образованных людей, что они больше не читают книг, хотя, возможно, слушают их в аудиозаписи или смотрят экранизации, я вспоминаю того студента, который на вопрос профессора, читал ли он «Писца Бартлби»[66], ответил: «Лично – не читал».

Читать Достоевского для меня – приключение. Когда я принимаюсь за чтение, устроившись на диване или где мне захочется, и отдаюсь этому невероятному занятию, читая «Преступление и наказание» страницу за страницей, от начала до конца, в то время как люди вокруг все чаще предпочитает «лично не читать», когда я вот так сижу где мне вздумается, поглощенный длинной книгой, написанной в России сто шестьдесят лет назад, меня не покидает ощущение, что я занят делом, о котором никогда не пожалею. Хотя, возможно, я ошибаюсь.

11.17. Район

Один из главных героев «Преступления и наказания» – город Санкт-Петербург и, в частности, район Сенной площади, которая в те времена пользовалась дурной славой.

За несколько лет до появления романа, в 1835-м, Николай Гоголь в необыкновенной повести «Записки сумасшедшего» упомянул дом, находившийся в двухстах метрах от того дома, где Достоевский написал «Преступление и наказание».

«„Этот дом я знаю, – сказал я сам себе [говорит главный герой Поприщин]. – Это дом Зверкова“. Эка машина! Какого в нем народа не живет: сколько кухарок, сколько приезжих! А нашей братьи чиновников – как собак, один на другом сидит. Там есть и у меня один приятель, который хорошо играет на трубе», – пишет Гоголь, и как-то странно осознавать, что именно в этой «машине», в пятиэтажном доме, который купец Зверьков построил в 1827 году, чтобы сдавать квартиры внаем, на самом верхнем, пятом, этаже с 1829 по 1831 год жил Николай Гоголь (нынешний адрес дома – Столярный переулок, 18).

Сюда же, в район Сенной площади, в начале октября 1866 года приходит Анна Сниткина и начинает записывать под диктовку «Игрока»; она уже прочитала первые две части «Преступления и наказания», опубликованные в журнале «Русский вестник», и они кажутся ей похожими – реальный дом, где жил Достоевский, и романный, куда он поселил Раскольникова.

Где на самом деле жил Родион Раскольников, достоверно неизвестно. Петербуржский историк культуры Альбин Конечный рассказывал мне, что с момента выхода романа в туристических путеводителях в качестве дома Раскольникова указывалось не менее десяти разных зданий.

В конце концов остановили выбор на доме номер пять в Столярном переулке – сегодня на нем красуется мемориальная табличка с надписью: «Трагические судьбы людей этой местности Петербурга послужили Достоевскому основой его страстной проповеди добра для всего человечества».

С тех пор как это здание в Столярном переулке, так сказать, официально стало называться домом Раскольникова, местным жителям не позавидуешь.