Невероятные происшествия в женской камере № 3

В ближайшем к общежитию магазине, в отделе прессы, ячейка с “Афишей” зияла пустотой. Аня встретила двоих незнакомых студентов на крыльце, занятых изучением журнала. Вырезанные страницы разворота кто-то прилепил скотчем на лестнице, служившей запрещенной курилкой. Сканы фотографий были размещены в группе МГИМО “ВКонтакте” – в комментариях в основном велось обсуждение, какому наказанию следует подвергнуть девушек с фото. Среди вариантов встречались предложения “сжечь” и “порезать ножом”. Самые милостивые советовали просто исключить. Часть комментаторов считала появление этих фотографий однозначным извращением, часть допускала, что женщины имеют право на грудь, но не на обнаженную. В преддверии закона о гей-пропаганде многие интересовались, политический ли это протест – причем почему-то не героинь, а редакции “Афиши”. Часто использовались словосочетания “либеральные хипстеры” и “воинствующие гомогеи”, один человек написал, что “псевдосвобода в интернете размыла понятие достойного поведения”.

Сашино участие комментаторы тоже не обошли стороной, что было особенно несправедливо, потому что вся его вина заключалась только в одетом и полубезголовом присутствии в углу одного снимка. Тем не менее дошло до того, что их сосед по общежитию, защищая опороченный университет, вызвал Сашу на форменную дуэль, и они двадцать минут мутузили друг друга на заднем дворе.

В те дни Аня на репите слушала песню БГ “500”, где была строчка “падающим в лифте с каждой секундой становится легче”. Ей бы очень хотелось, чтобы становилось легче, пусть даже от бессилия, но этого все не происходило. Ане казалось, что она чувствует волны отвращения, которое испытывает каждый человек, которому она попадается на глаза, каждый, кто вынужден с ней разговаривать. Аню пожирал невыносимый стыд. Сами фотографии ей по-прежнему казались безобидной выходкой, но каждый раз, когда она читала новый комментарий в группе “ВКонтакте”, у нее перехватывало дыхание и внутри становилось пусто-пусто, как перед прыжком с огромной высоты. Ее, такую умную и хорошую, эти люди видели совсем по-другому, и их видение черным облаком расползалось по фотографиям, ее отношениям с Соней, всей ее жизни вообще. То, что она любила, было теперь отравлено их презрением, и, поддаваясь ему, она начинала презирать сама себя.

Через день после выхода журнала Сашу, Аню и Соню вызвал к себе начальник управления по хозяйственной части. Это было довольно неожиданное приглашение, и они только позже сообразили, в чем дело: начальник по хозяйственной части ведал общежитиями. Очевидно, именно в разлагающей обстановке этого места руководство МГИМО увидело корень зла. Разговор с начальником у них вышел долгий, но малоконструктивный: они хранили молчание, начальник рассуждал, какой непоправимый ущерб чести университета они нанесли. Больше всего его возмущала не обнаженная грудь, а фраза на этой самой груди – “Пьяное и отвязное общежитие”. Это было, конечно, тем более обидно, что никто из них такого не говорил, – однако про себя Аня признавала, что описание вполне соответствует действительности.

Назавтра их вызвали в деканат и сообщили, что будут исключать. Этот день Аня запомнила плохо – только ощущение, что земля сейчас выскользнет из-под ног. Она пыталась представить, как позвонит маме и скажет: меня выгнали из университета за месяц до защиты диплома из-за фотографий, где голая я целуюсь с девушкой. Сложно было понять, какая именно из частей этого предложения станет маминым концом.

Еще днем позже им по секрету сказали, что выгонять их раздумали, и хотя необходимость звонить маме сию секунду отпала, Аня не спешила радоваться. Не зря: их снова вызвал к себе начальник по хозяйственной части и сообщил, что на этот раз принято решение выселить их из общежития – за “несоответствие стандартам проживания”. Аня и Соня уже собирали вещи, когда к ним в комнату зашла общежитская директриса и объявила, что они могут остаться – при условии, что прямо сейчас отправятся замаливать грехи покраской общежитского забора.

Возюкая кисточкой по железным прутьям, Аня чувствовала себя распутным Томом Сойером.

Май прошел спокойно – общественное негодование постепенно схлынуло, преподаватели милосердно делали вид, что ничего не знают, Аня и Соня писали дипломы. Помимо выпускных, Аня сдавала экзамены в МИД. Все шло прекрасно, и ей оставалось только принести характеристику с места учебы. Характеристику должен был дать декан – это был толстый, веселый и еще совсем не старый человек, которого студенты обожали за демократичность. Уверенная, что характеристика у нее в кармане, Аня пришла в деканат – а там ей сказали, что ничего не дадут. Декан запретил.