Аня медленно повернула голову в сторону Кати – та слушала Диану и явно ничего не замечала. Затаив надежду, что, когда она снова посмотрит на стену, на ней больше ничего не будет, Аня перевела взгляд обратно. Исполинская неподвижная тень продолжала быстро-быстро накручивать нитку на странный предмет. “Это веретено”, – неожиданно для себя подумала Аня. Она никогда не видела веретен, и единственные ассоциации, которые порождало в ней это слово, были сказка про Белоснежку и песня группы “Алиса”. Мысль про “Алису” почти развеселила ее. Страха не было, но, кажется, не потому, что Аня перестала бояться, а потому, что все эмоции атрофировались начисто. Она продолжала вглядываться в тень на стене, как в голографическую картинку – такие книжки были у нее в детстве. Если поднести их к носу и правильно сфокусировать взгляд, в плоском узоре проступали трехмерные предметы, всякие замки и корабли. Ане казалось, что если она долго-долго будет смотреть на тень на стене, то та уступит и тоже явит скрытую суть.
– Тут он и умер, – сказала Диана, и Аня снова очнулась.
– Кто умер? – спросила она.
– Да муж мой. – Диана сделала несколько шагов и села на свою кровать. Тень поползла за ней вниз по стене и пропала. – Ты что, не слышала? Я же только что рассказала.
– Задумалась. А как он умер?
Диана посмотрела на нее с недоумением:
– Да под Новый год. Ему до освобождения оставался месяц, и я все делала ему подарок, и вот только доделала – мне на следующий день позвонили и сказали, что все.
– А что ты за подарок ему делала? – спросила Аня. У нее в груди нарастало ощущение, будто еще мгновение – и она все поймет. Как будто она бежала по темному безлюдному переулку, но уже слышала гомон за углом – и вот сейчас она завернет за него, и перед ней раскинется огромная шумная площадь.
– Да шарф я ему вязала. Он все ныл, что хочет, чтобы у него было что-то, сделанное моими руками. А я в жизни своей не держала в руках ни иголку с ниткой, ни тем более спицы. И что там еще бывает – крючок? Но я к нему так хорошо съездила в сентябре на длинное свидание. Он тогда впервые заболел, и мне так жалко его было, и хотелось приятное сделать. Ну я и стала вязать ему этот гребаный шарф. Все прокляла. Постоянно какая-то лажа выходила. Я все распускала и заново начинала. А он все болел и болел. Когда ему лучше становилось, у меня прямо все получалось, а когда хуже – прямо руки опускались. Но я все-таки довязала. Тьфу. Выкинула сразу, как только узнала. Смотреть было тошно на этот шарф, я в него прямо всю душу вложила…
Последние слова Диана произнесла надломленным голосом и, договорив, заплакала. Катя неуклюже подсела ближе и стала гладить ее по плечу.
– Ну-ну, – растерянно говорила она, явно не понимая, как утешать плачущего человека, – ты ни в чем не виновата. Чему быть, того не миновать. Это судьба такая, шарф тут ни при чем.
– Зачем я только об этом вспомнила, – прорыдала Диана, – сегодня же мой день рождения, я радоваться должна, а я реву-у-у!..
– Ну-ну, – снова растерянно сказала Катя, продолжая механически гладить ее плечо.
Аня ничего не сказала. Она смотрела на сидящих перед ней девушек, но не видела их. Добежав до угла, она повернула за него, но площадь оказалась мертвой. Все двери наглухо заперты, свет нигде не горит, ни одной живой души кругом. Истина, которую Аня пыталась поймать за хвост, опять ускользнула. Она посмотрела на стену – никаких теней больше, да и в самом деле, откуда им там было взяться, если все лампы светили с потолка вертикально вниз? Вот крохотная тень от тумбочки – полоска шириной в три сантиметра у основания, вот тень от пустых пластиковых бутылок.
И несмотря на то, что сомнений в нереальности видений не было, все доказательства были налицо и любой нормальный человек, включая ее саму, покрутил бы пальцем у виска на это предположение, Аня впервые по-настоящему серьезно подумала: а что, если все ее видения – правда?
День седьмой
Аня проснулась от того, что Диана и Катя громко переговаривались и шуршали пакетами.
– Я тебе на этой неделе позвоню, и договоримся, – говорила Катя. – Может, на выходных тогда побухаем.
– Я на выходных на даче могу быть. Но ты позвони, не на этих, так на следующих.
– У тебя дача есть?
– Да это не у меня, у мужа. В Тверской области.
Аня укрылась одеялом с головой, но сон больше не шел. Она продолжала ловить возбужденные голоса соседок и по звуку угадывать, что они делают: вот одна пошла к раковине, заскрипела мыльницей, не с первого раза приладив крышку, вот другая вытряхнула кроссовки из пакета, и они пружинисто стукнулись об пол. Аня чувствовала зависть – не столько от того, что ее сокамерницы освобождались, сколько от того, что они делали это вместе. Они вдвоем теперь были как будто по другую сторону, на шаг впереди, в то время как она сама уныло плелась в хвосте.
Сдавшись под напором их деятельной энергии, Аня перестала притворяться спящей и села на кровати.
– Собираетесь? – риторически спросила она, оглядывая разбросанные по кроватям вещи.