– Я тебе не зайчонок, – промямлила наконец Аня и тут же с досадой подумала, что из всех ответов она выбрала худший.
– А кто ты? – тут же засюсюкал Сергей, приподняв брови, словно ее слова очень его позабавили. – Рыбка? Котик? Буду тебя называть, как ты скажешь.
– Не надо меня никак называть, – огрызнулась Аня. – Вообще не надо со мной разговаривать.
– У-у-у, да ты девчонка с характером. Мне такие нравятся! – обрадовался Сергей и опять пододвинулся к ней вплотную, прижавшись своим бедром к Аниному.
Аня снова вскочила и пересела на противоположную сторону стола, где расположился Виктор Иванович с незаметным баландером.
– Да отстань ты от нее, – проворчал Виктор Иванович. – Не видишь, что ли, бегает от тебя.
– Ты в наши отношения не лезь, в миску свою смотри, – надменно бросил Сергей и, повернувшись к Ане, вновь расплылся в своей сытой улыбке. – А за что ты сюда попала, красавица?
Аня хотела было снова огрызнуться, но вдруг подумала – а что, если правдивый ответ его отпугнет?
– За политику. На митинги хожу.
– За поли-и-итику? И я за политику!
– И ты? – почти с ужасом переспросила Аня.
– Конечно. Меня без прав мусора поймали, а батя отказался бабки платить. Такая у него политика!
Сергей расхохотался тоненьким смехом. Аня запихнула в рот последнюю ложку каши и решительно встала.
– Кипятка мне нальете, пожалуйста? – попросила она Виктора Ивановича.
– Конечно, давай сюда, – тут же засуетился он.
– Сам налью! – встрял Сергей и грубо выхватил у него бутылку. – Все для тебя делать буду, красавица, вот увидишь, – приторно добавил он, поворачиваясь к Ане.
Когда он скрылся на кухне, Аня только порадовалась. Она слышала, как звонко журчит вода, наполняя бутылку, и чувствовала облегчение, что сейчас наконец-то сможет спрятаться в своей камере, где никого больше не будет.
Сергей поставил бутылку на бортик окошка для раздачи и выразительно посмотрел на Аню. Она нехотя подошла и протянула руку.
– Не-а, – игриво сказал Сергей, накрывая горлышко бутылки ладонью. – Отдам за поцелуй.
– Чего? – снова опешила Аня.
Сергей повернулся к ней щекой и два раза стукнул по ней пальцем.
– Ты совсем с ума сошел?! – вспылила Аня. – Ты что ко мне пристал? Дай сюда!
Она рванула бутылку за ручку – описав в воздухе полукруг, она повисла у Ани в руке. К счастью, не расплескалась – крышка была закручена плотно. Сверкая глазами, Аня выскочила из столовой, слыша, как Сергей прощается с ней “до прогулки”.
Спустившись с лестницы, Аня обнаружила, что выход в коридор, где находились камеры, заперт. Она гневно потрясла решетку. В глубине души Аня немного боялась, что приставучий Сергей пойдет за ней, а бежать будет некуда.
– А вы разве не должны меня караулить, пока я на обед хожу? – накинулась она на мальчика-полицейского, когда он наконец подошел к решетке. Судя по его лицу, Анина претензия застала его врасплох.
– А что, надо было? – растерянно спросил он.
Аня хотела возмутиться, заявить, что в их отсутствие к ней приставал какой-то идиот, но в последний момент остановилась. Ябедничать было совсем уж глупо. Приняв надменный вид, она прошествовала мимо полицейского в открытую решетку, подождала, пока он поспешно отпер перед ней дверь камеры, и скрылась внутри.
Оставшись одна, Аня заварила себе чай, устроилась на кровати и снова взялась за книгу. Из головы у нее, однако, не шел Сергей с его приставаниями. Странно, наверное, было придавать этому такое значение, но контраст между тем, что Аня привыкла считать оскорбительным, и тем, что считалось таковым у большинства, был слишком явным.
Аня начала осознанно считать себя феминисткой примерно тогда же, когда увлеклась политикой. Сейчас она объясняла это тем, что ей просто стало нужно постоянно за что-то бороться – за свободную Россию или за права женщин, не имело значения. Нельзя сказать, что прежде она отличалась консервативностью – Аня вообще не задумывалась о таких вещах. Это теперь, четко относя себя к социальной группе “женщины”, она воинственно отстаивала свои права – раньше, пока она никуда себя не относила, она и не чувствовала себя ущемленной.