Проблемы с женскими правами, по Аниному наблюдению, разделялись на два типа: одни было принято осуждать, над другими – смеяться. К первым относилось домашнее насилие или женское обрезание, а ко вторым – вещи менее очевидные и оттого более дискуссионные. Позволительно ли мужчине делать женщине на работе комплимент за внешность? Можно ли использовать слово “проститутка” как ругательство? Насколько уместно рекламировать машины с помощью полуобнаженных моделей? Это обсуждали в фейсбуке, и Аня с большим увлечением читала все посты. В ходе таких споров обязательно возникал человек, который укоризненно напоминал, что, пока сытая московская публика выясняет допустимость слова “телочка”, в остальной России женщин насилуют и убивают. Спорщики всегда были вынуждены оправдываться, и Аню это злило: она вовсе не считала, что одна проблема реальнее другой, но также прекрасно знала, что ей самой повезло. Она находилась на вершине пирамиды, на которой было позволено вести просвещенные дискуссии и интересоваться более тонкими вещами. Эта вершина была крохотная, как острие иголки, а ниже сгущался дремучий ужас, где женщины боролись за право оставаться целыми, невредимыми и живыми. Аня об этом помнила, но не могла не радоваться, что для нее обстоятельства сложились иначе.
Топчась на своей вершине много лет, Аня почти перестала бояться с нее упасть. Ее родственники, друзья и знакомые обступали Аню стеной, за которой она чувствовала себя в безопасности и не задумывалась о том, что может оказаться в менее дружелюбной обстановке. Спецприемник напоминал, что на самом деле это довольно просто. И дело было не в особенной ужасности этого конкретного места. Аня мрачно думала, что большинство мест довольно ужасно, если делать о них вывод по тому, как в них относятся к женщинам. Неважно, насколько образованны или успешны люди, неважно даже, какого они пола, – идея превосходства мужчин впаяна в головы почти всем.
Аня подумала про свою практику в МИДе. Контингент там заметно отличался от тюремного, но сексизм процветал едва ли не больше. Сегрегация людей по половому признаку возводилась там в непреложный закон. Мужчины, работавшие дипломатами, считались высшей кастой, а женщины, занимавшие технические должности, – низшей. В департаменте, куда определили Аню, женщина-дипломат была только одна. Она выглядела старше своих лет, мало разговаривала, носила очки, а зимой – старомодную меховую шапку. Аня ее сторонилась и даже испытывала к ней нечто вроде сочувствия – она производила впечатление нелюдимого и несчастного человека.
Все остальные девушки, окружавшие Аню, работали бухгалтершами, машинистками и секретаршами. Все они были молоды, нарядно одеты, ходили только компаниями и напоминали Ане стайки маленьких разноцветных рыбок. Водились они в основном в одном большом кабинете. Был еще загадочный отдел специальных женщин, которые читали и конспектировали зарубежную прессу, но они работали только до двух часов дня, поэтому считались отщепенками даже по меркам технического персонала. МИД просыпался после четырех вечера, когда начинал брезжить конец рабочего дня и все становились расслабленнее и игривее.
Большую часть времени девушки-рыбки просиживали в своем большом кабинете за шкафом, где обсуждали разные жизненные неурядицы и пили чай с конфетами. Иногда они делали что-то по работе, но это считалось почти дурным тоном – хорошим было ускользнуть из сетей любых трудовых обязанностей. Некоторые из них курили. Курилка располагалась на лестнице с огромным окном в пол, возле которого зимой было очень холодно. Аня тоже курила и потому ходила на лестницу со всеми. Девушки-рыбки вообще быстро приняли ее к себе. Сидеть вместе с ними за шкафом и слушать разговоры было самой приятной частью Аниного рабочего дня. Ее завораживало то, о каких простых житейских вещах они говорили.
Большинство девушек в департаменте были свободны, поэтому все их разговоры вращались вокруг двух целей: выйти замуж за дипломата или уехать в заграничную командировку и там выйти замуж за дипломата. День-деньской они обсуждали, не появилось ли свободное местечко где-нибудь в посольстве и как близко от второго секретаря Иванова кто-нибудь из них оказался в лифте.
Проблема заключалась в том, что средний возраст женихов в их департаменте был около пятидесяти, и это заметно сужало фронт. Была и другая проблема: возраст никак не сказывался на игривости – пожилые дипломаты обожали кокетничать с девушками-рыбками, а тем приходилось по инерции кокетничать в ответ. Сложно проявлять избирательность, когда флирт лежит в основе трудового поведения.