Невероятный М.

Я не ждала, что он попросит меня остаться, не хотела этого и, по правде, очень боялась. Боялась, что не смогу второй раз озвучить свое решение. Почему нельзя было сказать что-то противное, почему он не дал мне повода по-настоящему злиться на него? Почему позволил мне сомневаться в правильности своего решения? За это его точно можно было возненавидеть. Нет, нельзя, конечно. Это же я дала слабину, я не смогла примириться с его работой, которая, в общем-то, к моменту нашего расставания никаких реальных проблем не создавала. Я очень слабая, и я, вот так новость, ненавижу себя за это.

Кажется, это было два года назад или около того. Вскоре дела его пошли в гору, он смог арендовать студию поприличнее. И подальше от меня. Близкое соседство, как бы мы себя ни убеждали в обратном, приводило к постоянным неловким столкновениям, и это, что самое ужасное, было заметно абсолютно всем. Работа в нашем журнале была ему больше не нужна, и он исчез.

С тех пор я почти позабыла о Брайане и наивно полагала, что никогда его больше не увижу.

Мы могли встретится в любой другой день, но нет, это случилось именно тогда, когда я выглядела отвратительно после пройденных десяти километров под дождем и ветром, и ощущала себя так мерзко, словно прошла десять километров под дождем и ветром.

– Робин, здравствуй! Сколько лет! А ты ничуть не изменилась, – он приветливо улыбнулся и спрятал меня под огромным зонтом. Он всегда был вежлив и внимателен и не утруждал себя вопросом, необходима ли кому-то его вежливость и внимательность. Быть таким милым – это очень подло с его стороны.

– Привет! Хочешь сказать, я и раньше была похожа на драную мокрую кошку?

Он засмеялся и обнял меня.

– Рад тебя видеть.

– Да, я тоже рада. Как твои дела?

– О, прекрасно, спасибо. А что с тобой случилось? Без обид, но выглядишь действительно потрепанной. Так недолго и простудиться.

– Все отлично, просто забыла зонт. Слышала, ты уехал в Лондон.

Ни о чем подобном я не слышала.

– Эээ, нет, даже не собирался. Кто тебе сказал такое?

– Не помню, это было давно.

Пауза. Как неловко, как же неловко. Он все такой же красавчик, но я совсем на него не таращусь. Во все глаза не таращусь.

Я посмотрела в сторону улицы, на которой располагался мой дом. Надеюсь, это выглядело недвусмысленно.

– Ты знаешь, к сожалению, мне по…

– Нет, – жестко отрезал Брайан.

– Что?

– Нет, тебе не пора. Ты разбила мне сердце, так что…должна мне один разговор по душам.

– Кто это установил такие правила?

– Я…присылал тебе письмо с подробными инструкциями. Хочешь сказать, что ты ничего не выполнила?! – он говорил чуть медленнее, чем обычно – придумывал на ходу. Тем не менее, я слегка занервничала.

– Не было никакого письма, – обиделась я.

– Может быть, не было. Или оно потерялось. Только это не отменяет правил. – Всего один задушевный разговор, – улыбнулся Брайан.

Он был слишком мил, непростительно мил, но я оставалась холодна. В прямом смысле – от холода почти не чувствовала пальцы ног.

– Прости, Брайан, но мне действительно нужно идти домой, и пригласить тебя я не могу.

– У тебя дома кто-то есть?

– Да, у меня плесень завелась, очень опасная. Возможно, все придется сжечь.

– Тебя тоже?

Я неопределенно пожала плечами. Не смей улыбаться, Робин, не смей! Я сдержала подступающую улыбку. Не очень удачно – могло показаться, что меня тошнит.

– Значит, тебе опасно возвращаться домой.

– Ничего, у меня в кладовке есть огнемет.

– Серьезно, Робин, если ты сейчас не пойдешь со мной, я затравлю тебя сопливыми сообщениями, буду звонить по ночам и молчать в трубку, а ты не будешь знать, кто это, и еще буду рассказывать всем общим знакомым, какая ты жестокая, подлая…

– Хорошо, хорошо! – я сдалась. Всего один разговор. Я буду очень осторожна. Я намерена осторожно молчать и очень осторожно улыбаться.

– Идем, я знаю отличное место.

Место и правда было замечательным – небольшая пиццерия, светлая и теплая, резко контрастирующая с разыгравшейся под конец августа промозглостью. Я ощущала эту промозглость каждой клеточкой, она была повсюду: в ботинках, в волосах, между ребер… В пику ей на входе стоял шкаф с аккуратно сложенными мягкими алыми пледами. Брайан снял с меня плащ, потяжелевший от воды, усадил в мягкое кресло и снабдил пледом и кружкой ароматного, успокаивающего горячего вина. Я вежливо улыбалась, стараясь не показывать, как горячий напиток разливается по телу и лишает его всяко способности осознанно шевелиться.

– О чем ты хотел поговорить?

– Да ни о чем серьезном, в общем.

И это оказалось правдой. Он рассказал множество смешных историй из своих рабочих будней, рассказал, как и чем живет, расспросил меня, впрочем, не очень настойчиво. Я нехотя призналась себе, что скучала по его беззаботной болтовне. Скучала, как скучают по хорошему фильму. Его невозможно смотреть каждый вечер на протяжении всей своей жизни. Приятное мгновение, но не более. Так было и с Брайаном. И именно поэтому мне оказалось легко с ним: все было знакомо.