— Вот и славно, — бабка потёрла руки. — Выручку всю в семью, как и договаривались.
— Конечно, матушка, — ухмыльнулись мужики. — Не обманем. Ты главное, запах наш скрой. Травкой нужной посыпь. Ведь не учуяли же нас до этого.
— Посыплю, сынок, не учи мать следы скрывать. Вы смотрите мне, никуда не сверните. Прямо нашими тропами и до тракта.
— Да с вас же Иоран первым и спросит, — напомнила я о себе. — Лучше забудьте и сидите смирно.
— Деточка, — старуха выпятила грудь и упёрла руки в бока, — лесные-то не люди, они милосердием страдают. У них же, дураков правильных, даже разбойников нет. А ты, почитай, в их логове и сидишь. Не тронет твой добренький старуху-то дрожащую и девку молодую. Напоём ему сказок и проникнется он. Запаха чужого нет, а ты своим ходом в лес. А характер показала, гордость у тебя или ещё что, а!
— Мой Иоран… — взревела я почище медведя.
— Кузнец твой мужик, совестливый. Война она редко бывает, опыту у него немного. А люди уже к этому привыкшие, куда ему против нас. Хватай её, Брынь, время уходит.
Мужик рванул на меня. Взвизгнув, я отскочила и бросила в него пустой казанок, стоявший на лавке. Послышался странный звон.
Я обернулась в поисках ещё чего поувесистей, и вдруг в глазах моих потемнело. Качнувшись, не устояла на ногах и осела мешком на пол.
— Малашка, но чего так сильно бьёшь, а если голову ей раскроила?! Нужна она князю дохлая-то!
— Эта девка живучая, — весело затараторила мерзавка, — её так просто не уложишь.
В ушах звенело. Мои ноги подняли, и мужики принялись делать с моим телом что-то странное. Свет померк, и я сообразила, что нахожусь в мешке. Меня подняли, из моих уст вырвался болезненный стон.
— Заткни её, а то спалят, что там баба, придётся отбивать добычу.
Мою голову снова окутало пламя боли. Второй удар заставил моё сознание померкнуть.
***
— Долго ещё тащиться? — чуткий слух уловил слова и попытался связать их с реальностью. Правда, выходило плохо.
— Ещё немного и привал.
— Сил нет тащить эту бабу, — снова кто-то заканючил. — Не нужно было оглушать, пусть бы своим ходом шла.
— Ты это старухи объясни, — пробурчал второй голос, — ничего, сдадим её князю, и пусть нам награду выдаёт.
Зажмурившись, я восстановила в памяти всё, что случилось. Это далось мне с трудом. Дом, старуха и девка молодая, удар по голове и обещание соблазнить моего мужчину.
Как-то всё не очень весело.
Меня тряхнуло и к горлу подкатила тошнота. Пить хотелось страшно.
Судя по ощущениям, тащили меня на горбу в мешке. Я попыталась пошевелиться, но голову, словно раскалённым обручем, сдавила боль. В лазах резь. В ушах гул.
Снова толчок и глухой удар о землю.
— Не могу я её и дальше переть, — заныл один из верзил. Запах от них проникал даже через ткань. Бомжи на теплотрассе и те приятнее благоухают.
— Закрой рот, Брынь, хватай мешок и пошли. Немного осталось.
Меня снова тряхнуло, да так, что я, кажется, отключилась.
Каждый раз, как я приходила в себя, ощущала страшную боль в теле. Меня продолжали тащить. Мысленно я пыталась придумать выход из ситуации, но всё тщетно. Пришлось просто смириться.
Похолодало.
Очнувшись в раскрытом мешке недалеко от небольшого костра, пошевелилась и застонала. Всё тело затекло. Ноги свело судорогой, и от этой сумасшедшей боли хотелось выть. Но прикусив губу, я молчала.
— Что там, глянь. Если очухалась, приложи по затылку дубиной ещё раз. Только аккуратнее. Князю её нужно живой довести, а то за падаль не заплатит.
Услышав такое, я зажмурилась и замерла.
Около меня раздались чавкающие шаги, и засмердело немытым телом.
— Не, в отрубе девка, — неизвестный сжал своей лапой моё бедро, — слышь, Михло, а может пока она того, позабавимся. По-любому, у медведя баба должна быть огонь. А от неё так пахнет вкусно.
Намотав мои волосы на кулак, этот урод их понюхал.
Меня натурально стошнило. Сколько сил я потратила на то, чтобы сглотнуть этот горький ком в горле и не выдать себя.
Тем временем рука забралась под мою куртку и полезла в штаны.
Спину пробрала дрожь омерзения. Удерживало одно — выдам себя, получу дубинкой по голове, и ещё неясно встанут ли после этого мои мозги на место.
Рука мужика шарила под одеждой. Тяжело дыша, я плакала в душе и сохраняла видимое спокойствие. Никогда ещё мне не было так мерзко.
— Не стоит, Брынь, учует кто из лесных запах бабы на тебе — башку оторвёт. Не стоит даже такая знатная задница жизни.
— Так я её день на себе пру, что запаха на мне её нет, — воспротивился этот урод. — Так какая разница?
— Запах запаху рознь, — проворчал второй.
— А я рискну, — с этими словами молния на моей куртке разъехалась и, забравшись ладонью под кофту, эта тварь стиснула мою грудь. Непроизвольно я сжалась и мысленно сосчитала до пяти, убеждая себя, что всё в этой жизни можно перетерпеть, даже насилие. Что всё забудется, а жизнь всё одно дороже.
— Брынь, бабу в покое оставь, — грубо рявкнул второй похититель. — Если князь с ней развлечься захочет, думаешь, он будет рад после тебя заразу собирать. Ты сначала вылечи то, чем тебя Ганька наградила, а уж потом лезь на бабу верхом.