– Я знаю. Но мне это безразлично. Я не хочу её. Я хочу тебя.
– И тебя не смущает, что я принадлежу другому? – с лёгкой иронией поинтересовалась Лейла.
– Ты хочешь его? – сощурился Дэйв.
– Вряд ли. Я так точно нет, но вот моё тело…
– Наше тело нацелено на выживание. Иногда, чтобы выжить, мне приходилось убеждать себя, что даже с Гриндейлом не всё так плохо. Но на самом деле – лучше уж как Чита, с виверной.
– Пожалуйста, не надо! – взмолилась Лейла.
– Если бы ты могла выбирать, не боясь и не думая о последствиях, кого бы ты выбрала?
– Никого.
– Вот это здорово! И что так?
– Я… я хотела бы закончить учёбу. И найти себя в этой жизни.
– И ты думаешь я стал бы тебе мешать? – усмехнулся Дэйв. – Вовсе нет.
– Почему ты спрашиваешь? Почему настаиваешь на ответе?
– Потому что ты мне нравишься. Разве не понятно?
– По-моему, ты просто… ну, я здесь единственная девушка. Вот и получается, что ты вроде как влюбился.
– Вроде как? А если всё гораздо серьёзней? Если всё не «вроде как»?
Лейла покачала головой. А потом наклонилась и нежно поцеловала его в горячий лоб.
Слишком горячий. Кажется, у него лихорадка?
Схватив её за руку, пальцы Дэйва сжали ладонь Лейлы, но это не было больно. Он коснулся её губ быстро, будто крыло бабочки задело и мягко. И тут же отпустил, позволив отстраниться.
– Не нужно целовать меня в лоб. Или не целуй совсем, или целуй, как положено целовать невестам жениха, – усмехнулся он, откидываясь назад, на подушки.
Лейла увидела, как на лбу его блестят капельки пота.
– Поправляйся скорее, – мягко сказала она на прощание. – Спокойной ночи, Дэйв.
Глава 33. Падение Министерства
Если Лейла и ожидала, что её вчерашние визит к Дэйву останется незамеченным, разочарование ждало её прямо с утра. Хмурая, непривычно молчаливая Медора заглянула к ней в комнату и велела немедленно идти к Эссусу.
– Послушай доброго совета – не мешкай. Он в отвратительном настроении.
– Как будто когда-то был в хорошем, – буркнула Лейла себе под нос.
– Ты что-то сказала? – помедлила на пороге Медора.
– Нет, ничего, – фальшиво улыбнулась девушка в ответ.
Сердце против воли билось быстрее. Что ему от неё понадобилось? Просто трахнет или станет выносить мозг? Оставалось надеяться на первое. При любом раскладе гораздо приятнее.
Лейла старалась не задумываться над её весьма странными, если не сказать, нездоровыми отношениями с Чёрным Змеем. Он совершенно аморален и беспощаден, и не признаёт никаких правил и привязанностей. Что он чувствовал к ней? Она не обманывалась на этот счёт – ему нравилось её тело и та власть, которую он над ним имел.
Власть – единственное, что по-настоящему заводило этого человека (да и человека ли, в конце концов?), на-настоящему имело для него цену и было единственно желанным. Он хотел контролировать вся и всех.
Интересно, почему люди хотят власти? Для самоутверждения, что они лучше всех. Если так подумать, то власть для одних лишь инструмент и тяжёлое бремя – ведь это всегда ответственность; а для других – вечная цель, позволяющая любоваться собой, используя подданных как бесконечную анфиладу зеркал.
Её робкая привязанность к Дэйву бросает вызов его абсолютной власти над Лейлой, а значит, ставит под опасность.
Лейла не хотела никого подставлять. Но Дэйв был ей необходим, чтобы не сойти с ума в той кромешной черноте похоти, боли и бесконечного эгоизма, что окружал её со всех сторон. В какой-то степени то, что она стала его любовницей, было отчасти бунтом против подавляющей воли Эссуса. С Дэйвом они были равны. В какой-то – проявлением истинного чувства. Дэйв, с его отчаянной дерзостью и надломленностью действительно трогал её сердце. Трудно было это назвать любовью. Или даже влюблённостью. И всё же в ниточке, соединяющей её с Дэйвом Майлзом было куда больше живого, чем в связи с Эссусом.
Эссуса она не выбирала. Да, она не могла заставить собственное тело перестать чувствовать, но, если бы это зависело от неё, их отношения бы закончились, и она никогда бы не скучала по Эссусу, даже если бы вообще его никогда больше не увидела.
Она боялась его. Больше, чем хотела. Больше, чем ненавидела. Больше, чем презирала. Он её подавлял, передвигал, словно фигурку на шахматной доске, играл, словно она была бездушной куклой. По-своему даже оберегал, как оберегают красивую, приносящую удовольствия, вещь.