И улыбка – острая, как лезвие бритвы. Опасная, как волчий оскал. Безжалостная, как капкан охотника. Ироничная, как насмешка бога над теми, кто стоит много ниже него.
– Если она станет твоей женой, друг мой, то сможет услаждать твой взор дни напролет, – с медовой улыбкой встрял дядюшка, когда я уже открывала рот для ответа.
Торн запрокинул голову и рассмеялся. Надо отметить, смех у него оказался даже приятным – глубоким, бархатистым.
– О, Джеймс, я поставлю ее на пьедестал, как золотую статуэтку, накрою стеклянным колпаком и больше никому не позволю на нее посягнуть.
Не надо быть семь пядей во лбу, чтобы понять – я для них всех что карта в игре, картонка без права на мысли и чувства. Приятное дополнение к образу успешного человека, который построил свое королевство сам, без громких титулов и именитых родственников.
– Тогда уж сразу под замок меня посадите, господин Глоуд, – произнесла негромко, еле размыкая губы и пытаясь справиться с обуявшей меня злостью.
Ответом стал снисходительный взгляд темных глаз. Посмотрел на меня, как на несмышленого ребенка, и улыбнулся.
– Вы очаровательно сердитесь, Рози.
– Моя племянница чрезвычайно скромна и комплименты ее смущают, – снова вставил свое слово неугомонный дядя. – Она воспитывалась в строгости, как и подобает настоящей девушке. Ее бабушка – тот еще зверь, женщина старой закалки.
– Моя бабушка – добрейшей души человек.
Меня, конечно, не услышали, ну я и сделала вид, что происходящее меня ничуть не трогает, и принялась орудовать приборами, хотя с большим удовольствием бы вонзила вилку совсем не в рыбное филе. Если бы хоть кто-нибудь внимательно присмотрелся к моим рукам, то заметил бы, как те дрожат.
Но мужчины уже увлеклись разговорами об охоте и новогодних гуляньях, а Люсинда томно потягивала вино, время от времени прислоняясь к плечу дядюшки Джеймса. Интересно, долго ли они пробудут вместе? Или скоро мой ветреный родственник найдет себе богатую вдову старше его лет на пятнадцать-двадцать?
Люсинда будто послушала мои мысли и уставилась с интересом. Я перехватила ее взгляд – что-то в нем неуловимо изменилось. Или просто я сама посмотрела на нее другими глазами, без предубеждений? В первую нашу встречу та показалась мне слишком самолюбивой, заносчивой и пустой, а сейчас Люсинда будто приподняла маску, и я увидела скучающую женщину с выгоревшим взглядом, как будто она устала от всего на свете и живет просто по привычке.
Будто испугавшись, что я узнаю лишнее, она отвела глаза и сделала большой глоток, разом осушив бокал.
– Розалин, вам нравится жить с бабушкой? – обратился ко мне Торн Глоуд, и я невольно вздрогнула.
"Трусиха! Вот поэтому тебя никто не воспринимает всерьез, потому что ты всего боишься, Рози" – внутренний голос был, как всегда, безжалостен.
– Бабуля воспитывает меня с одиннадцати лет, с тех пор, как не стало родителей. У меня нет человека ближе, конечно, мне нравится с ней жить.
– Я понимаю, что значит потерять мать и отца. Это роднит нас с вами, – Торн тягуче-медленно поднес бокал к губам, отпил вина и облизнулся кончиком языка. – Джеймс говорил, вы умеете играть на рояле.
Я слушала его, не отрывая взгляда, а по рукам начинали ползти мурашки. Я предчувствовала его просьбу, но все же оказалась к ней не готова.
– Сыграйте для меня, Рози, – произнес он и небрежно откинулся на спинку стула.
Глава 27. Романс о сказке
– Я давно не касалась клавиш, – попыталась оправдаться я, но воздух будто бы сгустился, а кожу запекло под прицелом внимательных взглядов.
– Уверен, вы просто скромничаете, Рози. Ваши пальцы созданы для того, чтобы дарить наслаждение… слуху. Ну же, мы просим.
Я метнула бездумный взгляд на собственные руки, до побеления костяшек сжимающие ткань платья. Когда-то в детстве преподаватель музыки говорил, что у меня музыкальные пальчики, и со временем я сумею сыграть любую, даже самую сложную, мелодию. Но с тех пор прошло семь лет…
– Да брось, Торн, она же ни нотки от смущения не вспомнит! – прозвучал насмешливый голос дядюшки. – Пылает, как маков цвет. Даже уши покраснели от такого внимания.
Несколько мгновений я будто не дышала и совсем ничего не видела, а, когда очнулась, поняла, что успела подняться на ноги и теперь стою, глядя на них всех растерянным взглядом. В глазах Торна читалось любопытство – должно быть, так смотрят на интересный экземпляр коллекции статуэток.
– Хорошо, я сыграю, – голос был удивительно спокоен, хотя внутри меня бушевал настоящий ураган, срывая крыши и распахивая двери, за которыми прятался здравый смысл.
На негнущихся ногах я прошла к роялю, и с каждым шагом подол моего роскошного бордового платья, кажущегося в приглушенном свете почти черным, колыхался подобно тяжелому колоколу.
"Просто представь, что ты здесь одна…"