Невеста для серого волка

Гладкость и прохлада клавиш цвета слоновой кости – я провела по ним ладонями, не извлекая звука, словно исполняя ритуал, значение которого мне самой было не известно. Касаться такого дорогого и роскошного инструмента казалось настоящим кощунством, сидеть за ним заслуживают лишь талантливые композиторы или артисты, на выступления которых сходятся посмотреть сотни зрителей.

Говорят, сколько бы лет не прошло, тело будет помнить. Когда-то мы с мамой играли в четыре руки, разучивали гаммы, сонаты и менуэты, а строгий учитель с закрученными седыми усами приходил три раза в неделю, чтобы погонять меня и проверить подготовку домашнего задания. И сейчас – этот отполированный рояль, эти мягкие чарующие звуки – как мостик в прошлое, к жизни, которая у меня когда-то была, и которой я лишилась одной снежной зимой. К маминому голосу, ее улыбке, руке отца, которая ободряюще опускается на плечо, к хитросплетению аккордов, знакомых до щемящей тоски в груди.

Я не пыталась представить перед собой страницу, усыпанную нотами, но представляла тихий вечер, свечи, мамины руки, порхающие по клавишам, белый снег и алые лепестки на нем. Я забыла о том, где и с кем нахожусь, я брела дорожками старых сказок по затертым от времени страницам. Там жили знакомые с детства герои – добрые волшебники и феи, рыцари и принцессы, говорящие звери, прекрасные принцы, девочка в красном плащике и мой добрый волк. Когда-нибудь я напишу свою историю: в ней девочка и ее мохнатый друг спасут Сердце Леса, и все закончится хорошо.

Пальцы застыли на последнем, решающем, аккорде – даже сердце в этот миг замерло, а потом пустилось в галоп, стоило опустить слегка подрагивающие руки на колени. Я как будто долго бежала без остановки по усыпанному цветами лугу, а потом выдохнула и остановилась. Меня переполнял восторг и одновременно сожаление о том, что волшебные мгновения ускользают, и сейчас придется спускаться на землю. Было удивительно – я ни разу не ошиблась и не сбилась, я просто следовала за музыкой, отпустив контроль разума над телом.

– "Романс о сказке"? – голос Глоуда раздался откуда-то из-за спины, и я вздрогнула. – Хорошо сыграно. С душой.

– Благодарю. Я с детства люблю эту мелодию, – я медленно выдохнула, надеясь, что сердце все-таки перестанет колотиться так нервно, и поднялась с банкетки медленно, как будто пытаясь оттянуть момент прощания с инструментом.

В этот миг разум снова посетила назойливая, как мошка, мысль – если я выйду за этого человека замуж, то смогу играть сколько угодно, и никто мне не запретит.

– Какие у вас еще есть таланты, Рози? – мужчина подошел ближе, и нас разделяло лишь несколько шагов. Я могла чувствовать горький запах табака, смешанный с чем-то сладким.

Я хотела было сказать, что никаких, но напряженная тишина встревожила – я огляделась в поисках дяди Джеймса, который не преминул бы ввернуть едкое замечание или напомнить о себе любым другим способом, но его не было в гостиной. Ни его, ни Люсинды. Они испарились как по мановению волшебной палочки, оставив меня здесь одну, и от такого предательства я позабыла, как дышать.

Неужели они уехали без меня? Неужели… решили оставить здесь на ночь?

Наверное, все эмоции отразились на моем лице, потому что Глоуд снисходительно улыбнулся, и глаза его насмешливо заблестели.

– У вас взгляд загнанного зверька, Розалин.

– А разве это не так? – я насупилась и скрестила на груди руки, всем своим видом давая понять, что происходящее мне очень не нравится. – Где мой дядя?

– Ах, Джеймс? – кривая улыбка-оскал, и он приблизился еще на шаг, протягивая мне руку. – Отправился подышать воздухом. Ну же, дорогая, не бойтесь.

Я с опаской вложила самые кончики пальцев в его ладонь, будто опасаясь, что в любой момент увижу длинные звериные когти, и Торн провел меня к окну.

– Вы знаете, почему это поместье носит имя Торнвуд? – полюбопытствовал мужчина, когда я выглянула наружу.

Сумерки окутали уже знакомый мне сад плотным темно-синим покрывалом. Там, затерянные среди аккуратных деревьев и дорожек, извивались каменные девушки и сатиры в самых немыслимых позах, а их безумства освещали яркие новогодние огоньки.

– До того, как я выкупил это место у старого хозяина, этот сад, эти статуи и колонны были увиты терновником, – продолжил Торн, так и не дождавшись моего ответа. – Он был таким густым и необузданным, а острые шипы ранили так сильно, что некоторые садовники, наводившие здесь порядок, долго не могли залечить полученные раны. А один из них лишился глаза, случайно напоровшись на шип, – мне показалось, что Глоуд усмехнулся почти с наслаждением, словно случившееся с бедным садовником было забавным.

Страх, отвращение, жалость – все это сменяло друг друга по мере того, как мужчина говорил. И вдруг пришло отчетливое понимание – этот человек, Торн, сам похож на шип – опасный, жестокий, отравленный. И лучше мне к нему не приближаться.

Но сам он думал по-другому, потому что уже в следующее мгновение я ощутила, как на плечо легла его тяжелая ладонь – она обжигала даже сквозь ткань.