Сейчас пожарные ударят, хотя рано. Рано! Еще не все красные капилляры сплелись. Но они ползли друг к другу медленно и неотвратимо.
Наше оружие и пожарные стволы были направлены в окна, и когда все швы между кирпичами полыхнули красным, я громко крикнул:
— Бей!
Какое-то время стояла мертвая тишина. Затем пронесся легкий шелест, надулся пожарный рукав, и мощная струя выстрелила из брандспойта. Фонтан взлетел вверх, в окно второго этажа, где заполыхало пламя.
— Ни дыма, ни копоти, — Горииванов смотрел на бледный огонь, недоверчиво покачивая головой.
Я оглянулся. Михей работал с пожарными на насосе, Руис по-прежнему пытался открыть ворота цеха, а Ероха внимательно наблюдал за рабочими базы, стоявшими возле свежевырытой канавы. Шестеро широкоплечих мужиков тоже смотрели на огонь. Странно, однако участия в тушении пожара они не принимали, а будто ждали чего-то. Были они в одних робах на голое тело, несмотря на холод, и капли мелкого дождя застыли на их темных лицах.
— Сюда, сюда! — замахал руками Горииванов, бросаясь навстречу еще одной пожарной машине, въехавшей во двор. Это были наши «паравозники».
— Старшина! Чего телились столько? — набросился Горииванов на командира группы.
Тот скривился:
— Дорогу размыло. Застряли.
Горииванов показал куда проехать и грузовик, подпрыгивая, переехал по бревенчатому мосту. Неудобное место: склад, бараки с двух сторон, забор, и ров с водой, наверняка глубокий. Назад можно было попасть лишь по этому мосту.
Майор заметил мой настороженный взгляд, еще раз критически оглядел месторасположение пожарных расчетов и сказал:
— По-другому никак — не достанем.
Замахал руками старшина:
— Ну что, начинаем?
— У тебя емкость полная? — крикнул Горииванов.
— Полная! Шестипроцентный аргентит.
— Погоди. По команде!
Огонь в окнах цеха уже ревел. Но что-то не то было в пляшущих языках пламени. Были они ненастоящие какие-то. Будто нарисованные. И действительно: ни дыма, ни копоти, хотя струя из Корчаевской машины до этого момента исправно била по окнам. Удивительно, но получалось, что вода не тушила, а поливала огонь, растущий под ее напором.
Темная вода в колодце… Такие же темные лица у мужиков со склада. Они бросили работу и стали в очередь к водопроводному крану. Чудн
Я отвернулся и вдруг ощутил, как сдавило виски. Мир вокруг сплюснулся до размеров танковой щели, в которую видны были только огонь и вода. Сцепившиеся стихии внезапно разделились: огонь ушел вверх, а струя воды обрушилась вниз, надломившись в полуметре от пламени. Она рассыпалась сначала тысячами капель и лучи вынырнувшего из-за низких туч солнца, пробиваясь через эти тысячи, становились радугой. Но радугой одноцветной — никаких других цветов, кроме оттенков черного в ней не было.
Время от времени накал огня спадал, и тогда радуга светлела, рассыпая теперь уже не капли влаги, а мелкий серый песок. Он ссыпался по кирпичной кладке, темнел, уходя под землю, напоследок шлепая о стену черным хвостом.
Руис водил РУНой над местом, где исчезал песок. Лица испанца не было видно, однако все его движения показывали непонимание и озабоченность.
— Саблин, ну ты чего?! — Далекий голос Михея, еле слышный в треске огня и шуме воды, заставил меня обернуться. Сарафанов показывал на пожарный рукав, махал рукой и орал: — Тащи в колодец!
Я побежал, отряхивая на бегу зацепившуюся за сапог проволоку. Опустив вместе с Гориивановым шланг почти на самое дно колодца, крикнул:
— Готово!
В ответ Сарафанов ожесточеннее прежнего стал давить на рычаг помпы. Я повернулся, чтобы поправить натянувшийся от воды брезентовый пожарный рукав и в этот момент опять выглянуло солнце.
Высокий деревянный сарай отбросил тень, и стало отчетливо видно, как быстро исчезает вода. Большая часть ее сразу же испарялась, а то, что доходило до земли, землей не впитывалось — десятки маленьких лужиц сверкали ртутью.
— Вода. — Я схватил за плечо Горииванова. — Вода не такая!
Он понял сразу, быстро глянул еще раз на окна цеха, поливаемые мертвой водой, и скомандовал Михею:
— Стой! Не качать! Отбой.
Сарафанов не услышал. Он вообще ничего не слышал, работая вместе с пожарными. Горииванов сорвался к ним, а я опять уставился на черную радугу. Распятые на небе брызги какое-то время отливали ртутью, потом потускнели, и вскоре совсем опали, оставив лишь слабое колыхание водяного пара.