Невеста для ЗОРГа

Как только вода перестала литься, стало непривычно тихо, только где-то в цеху выдохнул кто-то тяжело и недовольно, и огонь немедленно стал угасать. Наступил черед «паравозников». Развернувшийся расчет после отмашки Горииванова пустил в ход с в о е оружие. Серебристая дуга перечеркнула небо, впившись в умирающий огонь. И звук, теперь уже не выдох, а низкий, воющий рев, набирал силу во вновь вспыхнувшем от серебряной воды огне. Это был звук древнего и страшного инструмента. Страшного настолько, что пришлось его спрятать и замуровать; а сейчас, освобожденный из плена, он становился все громче и протяжнее. Казалось, пробуждалась неведомая ужасная сила.

Руис и Корчаев сначала отступали, а потом и вовсе побежали от полыхнувшего с удвоенной мощью огня. И сразу дорогу им преградил «рабочий». Он выхватил у испанца багор и поднял над головой.

— Стой! Назад! — закричал Руис, пятясь и доставая из кобуры «ТТ».

Но мужик все так же двигался к нему. И другие, темные и молчаливые, одновременно пошли к нам, прижав к бокам прямые руки. И глядя на то, к а к они шли, я понял, что они идут н а н а с, а н е к н а м.

И Михей понял. И Горииванов. На ходу он вытаскивал сразу два пистолета: терморазрядник и свой любимый «Дрейц».

А Руис, отступая к нам, уже стрелял в темнолицего мужика. Но без толку совсем.

И я стрелял. Только Ероха медлил, целясь в наклонившего голову «темного». Тот молча шел, пошевеливая выпачканными в грязи пальцами. А когда амбал поднял голову, Ероха тоже все понял.

Выстрелы разорвали пелену, остановившую время. Вернулся привычный шум: крики, свист воды, треск. Запахло гарью. «Паравозники» беспорядочно палили с того берега по бредущим в дыму зловещим силуэтам. Еще трое «темных» повернули в нашу сторону.

— Не берет. Не берет, … зараза! — матерился Сарафанов, перезаряжаясь. — Отходим!

Ни мой ЭТР, ни «дрейц» Горииванова не могли остановить эти неповоротливо-медлительные фигуры. «Темные» наступали под вой, доносившийся из цеха, как сирена воздушной тревоги. Обогнув пожарную машину МПВО, водитель которой спрятался внутри кабины, молчаливая троица взяла нас в полукольцо. За спиной оставалось несколько метров до рва с черной водой.

Сделав очередной бесполезный выстрел, ЭТР сухо щелкнул. Какое-то время я шарил в поисках зарядов. Нащупав пустоту, руки ослабли. Дрогнули колени в движении назад, но спасения не было и там. Мы оказались в западне, сбившись в кучу. «Паравозники» вытаскивали штыки, Хавьер с напускной невозмутимостью раскуривал папиросу, Ероха пробовал пальцем лезвие финки, Горииванов сопел, Корчаев держал брандспойт на изготовке. И этот пожарный сделал единственное, что мог — нажал ногой на пускач и с истеричным хохотом начал щедро поливать «темных» аргентитом из нашей старушки-цистерны.

О н и остановились. Нет, они не падали замертво, не дымились, извиваясь и дергаясь на земле. О н и остановились, растерянно ощупывая себя. И я завопил, как ни вопил никогда:

— В мокрых! В мокрых стреляй!

Руис выстрелил в подобравшегося ближе всех амбала. Голубые змейки затрещали в складках робы «темного». Удар сотряс его и тут уж пошло все как положено: дым, треск и конвульсии в очистительном сверкании серебряного дождя. Корчаев долбанул из пожарного ствола и по тем чужакам, что обходили нас с флангов.

— В очередь, суки! — орал Михей, паля из тэтэшника по пытающимся встать «темным». — Всем хватит!

Когда все было кончено, я сидел на высоком откосе канавы, разглядывая обгорелый цех и воду под ногами. Руис с Ерохой возились у лежавшего ничком «темного». «Паравозники» разворачивались для дезактивации, а Михей помогал городским пожарным.

Нашему спасителю, Борису Ивановичу Корчаеву, так понравилась пожарная машина «конторы», что он даже перешел через мост, заглянул в горловину вращающегося бака и не отставал от Горииванова, пока тот не объяснил что к чему. Без раскрытия секретности, естественно.

Я спустился к воде. Тускло-черная гладь подернулась рябью, и что-то задвигалось в глубине; мелкие пузыри устремились на поверхность, обгоняя друг друга.

В этой сухой дрожи на миг отразились голые деревья.

Голые?!

Вверху шумели тяжелые кроны. Несколько огненно-рыжих листьев, кружа, упали на воду, а в дрожащем зеркале все так же качались острые ветви кленов. Показалось на миг, что чужой враждебный мир тянет сюда мертвые щупальца, растворяя окно.

Я отшатнулся, и тут же хрустнуло что-то, как гнилая половица. Спасаясь, замахал руками, шлепнулся, поехал вниз. И едва не бултыхнулся, успев зацепиться за торчащий из земли куст.

Ощущение той скользкой холерной мерзости, что попала в сапоги вместе с водой, словами не передать. Меня просто колотило. По ногам ползали тысячи липких комочков, превратив тело в оголенный трясущийся нерв. Стряхивая с себя невидимых червей, я катался по откосу и орал:

— Уберите, уберите их!