Теперь чуйка подсказывала Аодану, что это только начало.
Финна оставили с Нелли – та обещала, что в таборе с ним точно ничего не случится. Финн заупрямился было, но Брендон объяснил приемному сыну, что поручает ему защитить Нелли, если на нее нападут, и мальчик приосанился.
До деревни, где Эпона договорилась встретиться с прочими студентами, было неблизко. Эшлин и Гьетал ехали впереди, за ними – Брендон и Эпона. Старейшина ши поглаживал по холке свою серую кобылку, которая пугалась то куста, то большого камня. Он сам выбрал себе эту чуткую животинку, сказав пэйви, что научит ее больше доверять миру. Смелое заявление для того, кто отправляется срывать планы самого опасного мага королевства, а то и всего мира.
Эшлин решилась и все же спросила:
– Ты хочешь мне что-то сказать, старейшина, еще с тех пор, как мы только выехали из ворот Альбы. Но слова вянут, едва касаясь губ.
Она хотела услышать ответ, но еще все время хотела оглянуться. Слишком мучил страх, что Брендон исчезнет, окажется дорожным сном, и она проснется без него в выцветшем шатре, просвеченном насквозь скупым осенним солнцем.
– Ты права. Слова эти увяли так давно, что успели превратиться в пыль. Но даже пыль может пригодиться, если вовремя бросить ее противнику в глаза.
– Горт Проклятый из тех, кто и вслепую доберется, – вздохнула Эшлин.
– У него есть одно слабое место – в том, что касается его самого, он слеп. И в этой самоуверенности может совершить ошибку. Из-за нее же он остается одиночкой, кем бы себя ни окружал. А мы вместе, и это вместе – больше, чем просто человек, ши и несколько малышей.
– А я для тебя больше не ши? – обиделась Эшлин, проводя рукой там, где когда-то висел Кристалл. Пальцы, не найдя его, привычно сомкнулись, как увядший бутон.
– Малышом тебе быть не нравится? Что ж, найдешь Кристалл, выйдешь замуж как положено, там и поговорим о взрослении. Взрослый – тот, кто умеет принимать решения, следовать им и брать за них ответственность. Но сейчас я не о том. Я хочу поговорить о Мэдью, которого Горт держит в плену маски, подчиняя его волю себе и заставив забыть все важное. Что бы ни было, что бы ни случилось – помни, что под заклятием все еще твой брат. И его можно вернуть. Когда-то я потерял так близкую мне душу – на мгновение увидев лишь врага.
– Уну?
– Да. Столько об этом было рассказано, особенно шепотом и за спиной, что мне кажется, даже я скоро не смогу отличить правду от вымысла. Лучше было бы объявить о случившемся всем, не только Совету. И всем решить – достоин ли я наказания.
Он помолчал. Лошади ступали ровно и спокойно. Гьетал хорошо держал себя в руках.
– Я хотел найти Горта, задать вопрос о жертвах его ритуалов в лицо. Пусть это и закончилось бы поединком. Больнее всего – когда нить, которая связывает с близким, натягивается и вот-вот готова порваться. Ярость вспыхивает такая, что погибнуть могут оба. Я был готов и к этому. Но вместо Горта на место встречи пришла Уна.
Эшлин так удивилась, что случайно дернула поводья, и ее меланхоличная лошадка, недовольно всхрапнув, остановилась, а потом потрусила дальше, прядая ушами, будто тоже слушала одну из самых таинственных и трагичных историй семьи Муин рода Ежевики.
– Она… все-таки была с ним?
– Была. – Гьетал смотрел перед собой на дорогу, и в сыроватой туманной дали вместо деревьев проступали для него очертания событий прошлого. – Я даже думаю, что любила она его, а не меня. Но уже не спросишь. Потому и обвиняла его на Совете так яростно. Любовь легко становится ненавистью, когда осознаешь, что любил чудовище. Но любовь и делает уязвимым перед чудовищем.
– Вы не поговорили?
– Она набросилась на меня, будто встретила перед домом Гранитного Стража. Я звал ее, но она не видела меня, взгляд ее был полон ненависти и пустоты. Зеркальной пустоты маски. Ее Кристалл был мутным, ее сила сопротивлялась маске и, пока Уна убивала меня, изнутри убивала ее. Видимо, она тоже решила поговорить с Гортом наедине – и он забрал ее волю.
Он помолчал еще. Эшлин уже понимала, что случилось. Холодный ветер нес снежную крупку, возвещая зиму.
– Если на воина нападают, он сначала защищается, а потом думает. Те, кто поступал иначе, давно погибли. И это умение подвело меня. Вспыхнули защитные линии брони. В такой момент сила выплескивается, не давая врагу коснуться. Это так же трудно сдержать, как дыхание. Ее удар мог быть смертельным. Мой – был смертельным. Шаровая молния. Мы с Гортом выучили ее слишком хорошо.
Эшлин все сильнее сжимала поводья. Ей казалось, что сердце не может вместить столько горечи, сколько звучало сейчас в словах старейшины. Но он посмотрел ей в глаза и смог чуть улыбнуться:
– Что ты решила бы, будь старейшиной?
– Что ты не виноват.
– Так решил и Совет. А я – что должен остановить Горта сам. И после этого смогу себя простить. Я рассказал тебе не только для того, чтобы ты знала правду. Я хочу, чтобы ты надеялась спасти брата. Надежда – главное.
– Как ты думаешь, старейшина… мы справимся?
Гьетал грустно усмехнулся:
– Трудные задачи делаем безнадежными мы сами. Когда не верим в себя и близких.