Невеста из Холмов

Заплутать в холмах у путников не было возможности. Издали, после очередного поворота они увидели зеленое свечение, и на фоне его зловещими черными лапами казались ветви ольхи, заслонявшие вход в пещеру. Даже не вход – трещину в скале, заросшую со всех сторон низким колючим кустарником, где сплетение корней и пожухлых трав создавало видимость то ли стены, то ли занавеса и сейчас пропускало мертвенный свет другого мира. Если не самого Междумирья, окружавшего ферн по обе стороны и хранившего мороки, кошмары и побежденное зло. С Самайна и до Йоля Междумирье обретало особую силу, тянулось к сердцу, схватывая его ледяной коркой и даря дурные предчувствия.

Звери чувствуют Междумирье. Лошади не смогли подойти ближе чем на сто шагов, всхрапывали, вставали на дыбы, испуганно отворачиваясь. Потом вовсе встали, не желая двигаться дальше. Лошади ши прошли бы здесь, но не эти. Пришлось их оставить. Эшлин погладила свою по носу, думая, вернется ли за ней. Жесткая осенняя трава колола и царапала ноги, цепляла юбку, словно предупреждая: не ходи, не ходи.

Прятаться не было смысла. За ними наблюдали еще издалека.

Зеленый свет стал ярче. Теперь видно было, что в пещере совсем близко от входа стоит чаша, свет играет на ее медных боках, а в чаше – серп. Перед входом молча стояли трое – два ши и человек.

Горт.

Мэдью.

Стэнли Рэндалл.

Сквозь пещеру виднелся вход в Междумирье, смутный, туманный. Зеленые сплетающиеся узоры светились на каменных стенах, сплошь увитых плющом, неожиданно для поздней осени зеленым. Казалось, они торжествовали. И неудивительно. Ведь на гибких побегах плюща над входом в ферн висели три Кристалла. Два – с ежевичными ветвями. Один – со стеблями тростника. Горт улыбался, но зеленые отсветы на красивом лице ши превращали его лицо в искаженное и почти уродливое.

Взглянув на рыжего паренька рядом с ним, Эшлин вскрикнула и рванулась вперед, но Брендон крепко схватил ее за руку. Мэдью смотрел на сестру и ее спутников с равнодушной готовностью, как хорошо выдрессированная собака. Самым растерянным казался Рэндалл, несмотря на деланое спокойствие, он поглядывал на учителя, словно ожидая то ли приказа, то ли разъяснения.

Попытка Гьетала схватить свой Кристалл не увенчалась успехом. Блеснуло зеленым, и по узорам прошла рябь, будто по воде. Ши отбросило так, что он едва устоял на ногах. Горт, изображая гостеприимство, все с той же улыбкой протянул ему руку, но Гьетал сделал шаг назад.

Плющ чуть шевелился, хотя ветер стих.

– Здравствуй, мой беглый друг. Я рад видеть вас здесь. Всех вас. Радостно видеть, что вы не трусы. По тебе, Гьетал, я, не скрою, скучал. Ты, глупая девочка, необходима мне, пусть уже и ненадолго. Вы, забавный принц и его боевая невеста, должны были быть схвачены и привезены сюда Дикой Охотой на глазах наивных поселян – тут что-то пошло не так, вы подпортили жизнь бедному Мэдью, потому что шли разными дорогами и напрасно тратили его время, но вместо того, чтобы просто сидеть в Дин Эйрин, вы явились ко мне сами. Вас, магистр Бирн, я почти жалел, узнав, что вы утонули. Впрочем, я это исправлю. Поверьте, к вам ничего личного, не повстречай вы несносную юную ши – жили бы дальше.

Брендон стиснул зубы, но не смог смолчать:

– Вы убили Финна Дойла из-за поганого секрета протухшей давности!

– О нет. Я исправляю ошибки мироустройства, а он мог помешать мне. Не напади он на меня – разговор кончился бы иначе. Я не убийца – я защитник. Я дарю покой миру людей, избавляя его от незваных гостей.

И тут Эшлин поняла, что он не говорит. Нет. Он уже поет. И плющ на каменных стенах отражает его песню, умножает ее, и в песню вплетается вновь поднявшийся ветер и текущая в камнях вода. И даже если она сейчас захочет ответить – не сможет, песня старейшины ши, питаемого силой трех Кристаллов, обволакивает и отбирает ее волю. Волю их всех. Именно эта песня звучала в памяти каждого, кто видел кошмар о пещере.

Повинуясь его голосу, они входили и опускались на колени по очереди – в круг, центром которого были чаша и серп. Эдвард. Эпона. Брендон. Эшлин. Мэдью. Предпоследним – Рэндалл, определенно неожиданно для себя самого. На его лице успело отразиться сначала непонимание, потом – обида и, наконец, страшное осознание, осознание обмана и предательства. Он пришел сюда встать плечом к плечу со своим учителем, чтобы дать отпор существам из другого мира. Он оказался жертвой чужой жестокой игры. Гьетал упал на колени последним, у самых ног Горта – не в кругу, а лицом к своему недоступному Кристаллу.

На неподвижных лицах остались живыми одни глаза, которые едва могли вместить всю боль, весь страх, все предчувствие неизбежной смерти.

Что ж. Эта часть была сделана идеально.

Горт медленно шел вдоль круга. Не прерывая песни, он взъерошил волосы Рэндаллу, сжал плечо Брендона, снял платок пэйви с волос Эшлин, распустив их, погладил по плечу Эдварда, поправил накидку на Эпоне. Ему нравилась власть даже в мелочах. Мимо Мэдью он прошел без интереса – этот был как брошенная игрушка и все равно ничего не чувствовал.