Медный колокол медленно, гулко ударил три раза. Так встречалось темное время года. Начинались три ночи Самайна.
Словно отвечая колоколу, во дворах зажигали огни – волна света катилась по деревне, первый, второй, третий двор. Смотревшему в окно Аодану почему-то было не по себе – а уж страшных сказок он не боялся никогда. Может, злила слабость – несмотря на перевязку и найденную в деревне мазь, ходил он как старик, еще и опирался на палку.
Даже Эдвард притих, о чем-то думая. И тоже прилип к окну. Эпоны все не было, и впору было начинать волноваться.
Кхира помогала женщинам семьи старосты. Они зажигали свечи, расставляя их на окна, стелили на стол беленые полотенца, ставили кувшин молока и кувшин сидра, крупную соль в мисочке, смешанную с сушеными травами. Хлеб еще доходил в печи. Все делалось так тихо, словно от Самайна надо было прятаться. От его бешеных коней. От Дикой Охоты.
Придет же в голову.
И тут медный колокол забился снова – так, словно кричал, заполошно, отчаянно. Никто еще не понял, что произошло, но огонь одного из первых дворов вдруг стал большим. Совсем большим. Он летел вверх, этот огонь, с четырех углов дома четырьмя оранжевыми столбами.
– Пожар! – охнула жена старосты.
– Воду несите! – крикнул староста, и сам побежал наружу.
И тут все увидели, как в свете пожара несутся по улице черные конные фигуры. Ветер трепал их распущенные волосы. Вот отсвет упал на размалеванное зелеными и синими узорами хохочущее лицо.
Староста замер на пороге. Все знали: от Дикой Охоты помогает только запереться и сидеть в домах, а если уж застали на улице – очерти круг и не выходи из него, не кричи, не шевелись. Тогда может и повезти. Не точно, но может.
Запылал второй дом.
– Дикая Охота! – поняла Кхира. И вдруг прямо с миской соли, схваченной со стола, отодвинула старосту и кинулась наружу сама. – Ах, сволочи! Вот я вас!
Глава 21
Умереть в Самайн
Староста вцепился в пояс Кхиры так, что она едва не рассыпала соль дурной приметой, но удержала все же, возмущенно обернулась. Снаружи кричали. Кажется, пришлые взялись гоняться за девицами, которым не повезло выскочить из подожженных домов прямо на них.
– Нельзя, – объяснял староста, – нельзя выходить, девонька. Только дом спасет, а лучше круг начертанный. Мне так еще дед объяснял, а ему – его дед. Это все знают. Рябину-то на окнах проверьте! – возвысил он голос.
Жена старосты, седая, быстрая, изнутри поспешно обводила углем сени, тянула кривой круг до печи, на которой попрятались дети. Аодан трижды проклял того рыжего, который сделал его на сегодня скорее обузой, чем бойцом. Хоть на печи с детьми сидеть, весь толк. Топор, конечно, можно взять. Да, топор. И если кто-то из этих войдет сюда – получит холодное железо прямо в голову. Тогда и не важно будет, каким местом он ши.
– И что, – воинственно спросила Кхира, – помогал круг-то? Или кому не помог, тот ничего уже не рассказал, а? Так и будем сидеть? Сколько их там… три, четыре?
– Шестеро, – ответил Аодан. – Оружные.
Его беспокоило молчание стоявшего рядом Эдварда. Он даже тревожно заглянул другу в лицо – тот напряженно размышлял о чем-то.
Староста обвел взглядом полностью вычерченный круг, тщательно подвешенную сушеную рябину, детей на печи, мрачных сыновей за спиной, жену, обнимавшую двух невесток, гостей-студентов. Кивнул старшему сыну:
– За меня остаешься. Остальных береги.
Взял тот самый облюбованный Аоданом топор и шагнул за дверь прежде, чем кто-то успел открыть рот. И одновременно с ним шептавшийся со старшей невесткой старосты Эдвард прыжком вылетел в окно, выходившее в огород. Зацепился кружевами, но это его не остановило. Уже из-под окна донесся его крик:
– Я пошел всем сказать! Потом объясню!
И на этом словно прорвалась сгустившаяся пелена ужаса. Кхира понеслась за старостой со своей миской соли, старший сын прихватил вилы, двое остальных побежали к поленнице.
Разбойники не ждали сопротивления вообще. Ближайшему размалеванному, как раз тащившему отчаянно сопротивляющуюся девчонку к чужому сараю, досталось от старосты сзади обухом топора по темени. Его еще хватило, выпустив девчонку, развернуться, потянуться к ножу – и щедро получить соли в лицо, а потом, не успев проморгаться, сбоку – снова обухом.
– Ко мне в дом беги, – велел девчонке староста. Кхиру он больше не пытался останавливать. А когда завидевший бунт второй разбойник кинулся к ним, его тут же встретили двумя поленьями выступившие из темноты сыновья старосты. И стало ясно, что по домам уже особенно никто не сидит – сбегаются крестьяне кто с чем, и жены бегут помогать мужьям, прихватив ведра с водой, а то и мотыгу. Вот начали тушить горящий дом.
А над деревней несся звонкий голос Эдварда:
– Люди, люди! Не надо надеяться на круг! Я ваш принц, и я вам говорю, это никакие не ши! Клянусь короной Далриат! Это разбойники! Мы подвергнем их правосудию!