– Я ничего не могу сделать с глазами. Они не поддаются магии.
Голос Клаэрна звучит почти раздраженно, когда он разглядывает свою работу в зеркале. Я смотрю в свои собственные глаза. Один голубой. Другой золотой. Я все еще смутно помню время, когда они оба были голубыми. До того, как проявился мой божественный дар. До того, как пришла боль. По крайней мере, они мои. В отличие от остального лица в зеркале. Лица, которое еще не до конца принадлежит Ильсевель.
Клаэрн уже несколько часов усердно работает, останавливаясь то тут, то там, чтобы записать новые заклинания в свою книгу и потом произнести их вслух. Челюсть практически идеальна – я бы узнала эту твердую, решительную линию где угодно. Форма рта также почти точная: губы широкие, полные и в форме лука. Уши, однако, немного не в порядке, они торчат куда сильнее, чем у Ильсевель. Скулы тоже слишком широкие, переносица слишком длинная. Тем не менее только тот, кто достаточно хорошо знал Ильсевель, смог бы заметить разницу. А вот глаза… Вот тут иллюзия рушится.
Мама стоит позади меня, изучая работу Клаэрна в отражении. Ее брови нахмурены; морщины вокруг рта глубокие.
– Полагаю, с этим ничего не поделаешь, – ее пристальный взгляд перемещается до тех пор, пока не ловит мой. – Ты должна постараться не снимать свою вуаль, Фэрейн. Даже во время консумации. В ту минуту, когда Фор распознает обман, все чары растают. Ты должна убедиться, что брак будет скреплен раньше, чем это случится.
Сохраняя суровость на лице, она наклоняет голову вперед, а затем хватает меня за плечи и больно сжимает их.
– Ты понимаешь? – Дрожа, я киваю. – Я спрашиваю: ты понимаешь, Фэрейн?
– Понимаю.
– Если у тебя ничего не получится, – неумолимо продолжает она, – Фор вполне может приказать тебя убить. То, что мы делаем, совершенно правомерно по гаварийским законам, но тролли могут смотреть на некоторые вещи по-другому. Ты будешь в безопасности, только когда произойдет консумация.
Мой желудок сжимается. Я смотрю на лицо в зеркале, затем опускаю взгляд на свои руки. Голос матери продолжает гудеть, сообщая мне, что после церемонии Дарения я начну свое путешествие к Промежуточным вратам. В мою свиту войдут маг Клаэрн, Теодр и два других высокопоставленных лица отцовского двора.
– И, конечно, твоя сестра будет сопровождать тебя.
– Моя сестра?
Я удивленно поднимаю глаза. Лицо матери сурово. Она открывает рот, но, прежде чем успевает ответить, другой голос раздается у нее за спиной:
– Полагаю, она имеет в виду меня. – Лирия стоит со скрещенными руками, прислонившись к дверному проему, ее голова склонена набок, а уголки губ изогнуты в хитрой улыбке. Она далеко не так красива, как Ильсевель или Аура, но в ней есть опасные кошачьи повадки, которые одновременно очаровывают и выбивают из колеи.
Она пристально смотрит на меня прищуренными глазами.
– Это традиция, – говорит мама, возвращая мое внимание к себе. Ее губы кривятся, как будто она чувствует запах чего-то гнилого. – Невеста взять с собой в дом жениха молодую женщину своей крови, чтобы та стала свидетельницей церемонии и того, что последует за ней.
Я снова бросаю взгляд на Лирию. Я ни разу не слышала, чтобы ее открыто называли моей сестрой или какой-либо родственницей. Только по-настоящему отчаянное положение могло убедить мою мать сделать это сейчас.
Лирия отталкивается от дверного косяка и неторопливо заходит в комнату. Все еще держа руки скрещенными, она оглядывает меня с ног до головы, качая головой и что-то задумчиво бормоча. Затем она поворачивается к магу.
– Ваши жалкие чары слабы. Любой, кто видел Фэрейн больше двух раз, узнал бы ее в мгновение ока.
– Тогда давайте радоваться, что Король Теней не проводил много времени с принцессой, – огрызается Клаэрн в ответ. Губы Лирии кривятся.
– Вы уверены в этом? – обращается она к моей матери. – Неужели у короля нет под рукой более искусного мага? Где старый Вистари?
– Что за наглость! – Клаэрн ощетинивается, как рассерженный терьер. Даже его аккуратно подстриженная борода, кажется, встает дыбом. – У мага Вистари нет моего навыка наложения чар. Я превратил это в вид искусства, не похожий ни на какой другой, и я не потерплю…
Лирия протягивает длинный палец и ловко рисует какую-то фигуру прямо на моей щеке. Я задыхаюсь от обжигающей искры и резко отстраняюсь, но затем поворачиваюсь к зеркалу – правая сторона моего лица изменилась.
– О, – выдыхаю я и, подняв руку, прикрываю левую сторону. То, что остается видимым, гораздо больше похоже на Ильсевель, чем было мгновение назад. До боли похоже. Мое сердце сжимается.
– Что? – говорит Лирия, встречаясь со мной взглядом в зеркале. – Вы думали, что вы четверо – единственные в семье, кого одарили боги?
Клаэрн шипит, а затем поворачивается к моей матери, растянув рот в оскале.
– Магия ведьм! Ваше Величество не допустит такого злоупотребления дарами квинсатры в моем присутствии, не так ли?