Невеста Крылатого Змея

В горнице большой стало тихо, только чуть потрескивал огонь в печи, догорая, да стучали по жестяному желобу дождевые капли, собираясь в струи, чтобы утечь книзу, наполнить бочку перед крыльцом. Понемногу Леда справилась со своим смущеньем, отвлеклась от безмолвных слушателей, поймала знакомый ритм. Голос ее теперь звучал сильнее, чем в первых строках, сама душа пела в Леде, наружу рвалась, словно кому-то навстречу…

… Только девушки видеть луну
Выходили походкою статной,

—Он подхватывал быстро одну,
И взмывал, и стремился обратно.
Как сверкал, как слепил и горел
Медный панцирь под хищной луною,
Как серебряным звоном летел
Мерный клекот над Русью лесною…

Арлета остро поглядывала на брата, перекусывая зубами льняную нитку, следила внимательно за его лицом, тоже хмурилась отчего-то. А Годар откинулся от стола, свел руки на груди, неотрывно глядел на Леду — то на косу ее, короной уложенную на голове, то на пальцы, что легко ныряли в кудрях довольного жениха.

Я красавиц таких, лебедей
С белизною такою молочной,
Не встречал никогда и нигде,
Ни в заморской стране, ни в восточной.
Спать на дне, средь чудовищ морских,
Почему им, безумным, дороже,
Чем в могучих объятьях моих
На торжественном княжеском ложе?

Но допеть свое сказание девушке не пришлось. Поднялся Годар, плечи широкие расправил, подошел к печи. Прямо против скамеечки задержался, где Леда сидела.

— Плохая твоя песня, невестушка! Не было такого, чтобы Змей девок из дому воровал! Все ложь! Впредь не смей здесь такое петь, детей напугаешь.

Сказал и быстро из горницы вышел, дверь ногой толкнув. Видно было, что обозлился. Леда едва могла удержать слез, вот же опять обида. И ведь знала, что не стоит при нем про Крылатого петь, ох и подвела подруженька, да разве будешь Радуню в чем-то винить?

Радсей голову с колен Леды поднял и тихо засмеялся, лицо ладонями потер, будто умылся спросонья:

— В голову не бери, это он не подумавши… Зато я теперь спокоен буду. За вас двоих.

Вовсе непонятное что-то сказал. Да как же тут успокоишься, если Князь в гневе опять по ее милости? Арлета сидела строгая, бросила свои дела, в одну точку уставилась, Радуня только хлопала глазами, губы надула:

— Точно, не с ума брякнул. Завсегда эту песню слушали, всем была по душе, мама — скажи хоть ты!

Тут уж Арлета опомнилась, больно дернула дочь за длинную прядочку у виска:

— Не болтай-ка пустяков, раз сказал брат, что песня — худая, значит, так оно и есть! А ты, милая, тоже хороша, нашла чем Князя потешить… Будет, будет, не вздумай реветь-то, не с чего пока. Слезки-то наперед прибереги, глядишь, еще пригодятся…

Сначала Годар хотел покинуть Гнездовье на эту ночь, да остерегся грозы. Зачем дразнить вечно голодных богов разудалым полетом? Но и оставаться одному в своих покоях не хотелось. Велел привести Теку. Когда женщина неслышной тенью легла на его постель, взял быстро, только чтоб утолить жгучее желание обладать податливым телом. Но вряд ли получил знакомый покой, сейчас все было иначе… На ее месте другую видел. Синеглазую, растерянную, обиженную им напрасно. Видел и Змея. Тоже другого. Кого-то из предков. Не высоко летел, чтобы не пугать сильно девушку, бессильно повисшую в когтях.

А ведь Годар слукавил перед Ледой. И сам сейчас того жутко стыдился. Не всякая Лунная дочь добровольно соглашалась стать супругой Змея. Не в чести были лари с подарками и обещанное богатое житье. Кто он был для нее? Крылатая Тварь. Так и зовут потомков Горыни в соседних землях. И ведь, бывает за что. Вот и Ледушка песню знает, а недаром ее люди сложили, стало быть, случалось дело — уносило Чудовище в небеса перепуганных дев. А что же потом…

— Мне уйти, Господин?

Годар удивился даже — что делает чужая на его ложе, если только Одна есть для него. Но сейчас рядом на краю постели сжалась Тека… Покорная, вдоволь хлебнувшая некогда горечи и бабьей тоски. Из дальнего поселка пришла в Гнездовье на житье проситься. Самую грязную работу обещалась делать за черствый кусок хлеба. Тяжкая доля ей досталась едва ли не с младенчества. Первое дитя у суровых родителей в большой семье, с малолетства и нянькой была, и прачкой и коровницей. С первой зори в трудах, ко всему привычна, да мало ласки видала — большуха, не до того, если малышей полон дом.