Невеста Крылатого Змея

— Еще одна приблуда пожаловала! — прошипела Милана, рукоделье свое подобрала в подол и отвела подружек чуть дальше в сторонку. Уселись девушки поодаль «уроки» свои выполнять. Маменьки строгие ведь просто так погулять не отпустят. Играйся знай, а от дела не отлынивай.

Только Радуня с Ледой уходить не стали, предложили Теке присесть рядом на сено, отдохнуть от долгой прогулки. Однако женщина только поставила на землю тяжелое лукошко с дикой смородиной.

— Благодарствую, девонька. Только слово у меня есть к молодой госпоже.

— Это какое же слово? — встрепенулась Радуня, вскинув на Теку удивленные очи.

— Кланяться тебе велел Хозяин Лесной, гостинчик просил передать…

— Михей!

Радуня руки к щекам прижала, глаза блестят, сама раскраснелась вся, будто не знает, плакать ей или же смеяться напротив.

— Он, хоть, здоров?

— Здоров, здоров…

— Да, чего ж ему сделается-то? Знала бы ты, какая у него матушка умелая, чуть что сразу в печку лечиться — бух! Правда, Михей бы на лопате не поместился, ничего, одним бы тестом управилась, — усмехнулась Леда.

— Ногу бы ему еще сладить, всем был бы хорош. За каленного дядюшка не отдаст…

— Так ты, вроде, и сама за него не хотела.

— Каждую ноченьку снится! Может, оморок какой на мне, может, сглаз? Ой!

Забылась девка, что при чужих ушах в откровения пошла. Брови свела, на Теку глянула грозно, ни дать ни взять юная Арлета:

— Никому говорить не смей!

— Что ты, что ты, Радунюшка! Светик наш… Нечто я не пойму. Гостинчик-то глянь, порадуйся.

Тека достала из заплечной сумы небольшой берестяной короб, открыла ладно пригнанную узорную крышечку.

— Игрушки, да? — как дитя захлопала в ладошки Радуня.

А в глазах слезы стоят. Утерла личико рукавом, отвернулась.

— Думает, маленькая совсем, еще в куклы играю.

— Да какие ж игрушки! — успокаивала Леда. — Сама смотри — это украшения: медвежатки взамен тех, что матушка забрала, и правда, Михей еще лучше отцовских сделал. А вот браслет на руку, разрисован-то как, интересно, где Михей краску добыл…

— Мареной видать береста травил, или корнями калгана, — рассудила знающая Тека.

— А бусики-то какие славные! И каждая, ровно лесной подарок — грибочек, ягодка, листик еще, здорово придумал Медведь. Долго, верно, трудился над ними.

Бусы эти Радуне особенно поглянулись, прижала к носу, глаза прикрыла:

— Соком кленовым пахнут и мокрым осинником. А еще мятным листом, когда его между пальцев разотрешь.

Леда вынула со дна туеска последнюю фигурку:

— А эта птичка какая-то? Хвостик непомерно длинный.

— Да то же свистулька, дай-ка сюда…

Радуня приложила птичку к губам, дунула что есть силы, и пронеслась над лугом переливчатая трель.

— Хорошо! — выдохнула Леда.

— Ты здесь побудь пока, я сейчас подруженькам покажу и снова тебя расспрашивать стану. Как повстречалась с ним в лесу, что сказывал тебе, как про меня расспрашивал. Все до последнего словечка припомни пока, я скоро вернусь.

Эх, простая душа! Побежала Радуня к девушкам, хвастаться гостинцами лесными, не удержала ее Леда. Начали подружки деревянные забавы разбирать, на себя примерять да свистульку расхвалить. Милана только морщилась, даже в руки ничего не взяла:

— Было бы золотое или серебряное, а то смех один — деревяшки… Мне-то Вадич ожерелье с яхонтами привез, ни у кого такого нет, разве что Князь ночнице своей из милости подарил. Чтобы в золоте за коровами ходила, не иначе.

Все знали, что Тека у Годара бывает, а что бы с того? Князь не стар, не женат, надо же и ему с кем-то ложе делить. А женщина вроде кругом одна и без мужа мыкается. С нее не убудет. Хотя мог бы Годар для своих молодецких нужд и покраше девицу взять, да не одну еще, может о том Милана и радела. Сама порой павушкой прохаживалась перед Князем, за таким-то в терем ночью пойти никакого стыда, а жених и после Старшего ее возьмет, куда ж денется, коли Сам велит.

Леда пробовала на вкус смородину и тихонько косилась на Теку. Редко прежде им разговаривать доводилось, а вертелся на языке вопрос:

— Слышала, ты с Годаром живешь. Я тебя не для обиды спросить хочу, просто знать мне надо. Неужели он всегда такой сердитый? Даже улыбается так, словно зарычать хочет. Ты-то, наверно, лучше его знаешь?

Тека распутала платок с головы, спустила концы на плечи, утерла вспотевший лоб.

— Мое ли дело обсуждать Господина… Добр бывает со мной. Никогда зла не чинил.

— А чего же тогда не женится? — вырвалось у Леды.

— Да что ты, что ты! Ему вовсе на простой нельзя жениться, деток не будет, не видать и счастья. Только Лунная дочка ему в Суженые годится. Да при всех сгоряча сказал, что искать ее вовсе не собирается, один свой век доживет.

— Слышала я ваши сказки, неужто, так все и есть? Так с тобой бы и жил честно, раз в спальню водит.

Тека горько усмехнулась, голову наклонила:

— Кто я ему? Колода пустая, сухая трава. Не по сердцу он со мной, а так…

— А ты сама-то? Любишь его? Мучаешься?

— Так какая же мука? Сыта, накормлена, не в хлеву обитаю. И на том спасибо.

Леда только руками всплеснула — настоящее крепостничество!

— Ну, а если откажешься с ним спать? И что? Заставит тебя или прогонит, накажет?