Невеста моего сына

Пацан кивает, исчезает в толпе, а после появляется с тремя сочными плодами, формой похожими на драконьи яйца из знаменитого сериала. Витя покупает все.

— Обожаю манго! Сейчас как раз сезон!

Как у бывалого туриста, у него под рукой есть все приспособления для дезинфекции. Он брызгает на плоды какой-то бесцветной жидкостью, протирает влажными бактерицидными салфетками и только потом достает походный швейцарский нож. Дает мне половину и впивается зубами в свою ярко-оранжевую мякоть.

Сок течет по пальцам, но неприятные ощущения уходят на второй план. Манго просто божественен. Яркий вкус взрывается во рту вязкой сладостью.

Я впервые улыбаюсь после вчерашнего, глядя на то, как мычит от восторга Витя, буквально заглатывая следом за первым второй плод. Мальчик, который продал Вите первые манго, уже тащит целый мешок, здраво рассудив, что такой случай упускать нельзя.

Я облизываю губы, рассеяно осматривая туристов, но мое веселье мгновенно улетучивается.

Одинцов стоит в толпе, которая огибает его как вода препятствие.

И хотя на нем, как и на мне, солнечные очки, я знаю, он смотрит на меня в упор. Кожа горит под его тяжелым взглядом.

Поедая манго, Витя не утихает. Еда не мешает ему восторгаться вкусом и вспоминать другие фрукты, которые ему удавалось попробовать в разных концах мира. Я не слушаю его, привычно отстранившись, но только сейчас вдруг понимаю, как мы, должно быть, смотримся со стороны. Как и находчивый мальчик-торговец, не могу упустить такого случая.

Широко улыбаюсь и, откинув голову, смеюсь в ответ на произошедший с Витей случай в Марокко. А после медленно слизываю сок с пальцев. И все это время, спасибо солнечным очкам, смотрю только на Одинцова.

Вид у него становится такой, как будто его действительно вышвырнуло без скафандра в открытый космос после изощренных пыток пришельцами на терминальной стадии вирусной инфекции.

И мне его совсем не жаль.

Остальные плоды Витя берет с собой. Вытерев лицо и руки салфетками, Витя говорит, что у нас мало времени и тащит меня куда-то дальше, пресекая обмен взглядами, скрытых защитой темных стекол.

Из-за голов туристов вижу только безликую каменную арку, к которой мы направляемся. И только вблизи понимаю, не понимаю, что же в ней такого ценного, что здесь столько народу.

— Именно здесь проходит экватор! — провозглашает Витя. — Пересекала его когда-нибудь?

Я только Золотое Кольцо пересекла-то всего раз в жизни, куда мне до экватора. Зачарованно касаюсь каменной арки, украшенной металлическими буквами «Уганда. Экватор».

Касаюсь песчаника и на задержке дыхания прохожу под каменой  аркой, переступая через такой осязаемый экватор. Линия металла блестит на земле.

Именно вчера я перешагнула ту грань, после которой должна выбросить Одинцова из головы.

После вчерашнего нужно смотреть на вещи трезво — от меня ему нужен был только секс. И он его получил. На этом все. Не понимаю, как относиться к тому, что здесь же в автобусе с ним его невеста, но пусть с ней Одинцов разбирается сам. А мне — отвечать за собственные ошибки. Хотя почему-то перед Аленой я не чувствую стыда за содеянное. Я часто слышала от матери, какая я бессовестная. Может, в этом все дело.

— Давай я тебя сфоткаю? — вдруг предлагает Витя.

Как неловко. Погрузившись в собственные переживания, забыла, что он вообще здесь.

Из бездонного туристического рюкзака появляется телефон. Мы становимся рядом, Витя обнимает меня за талию и делает пару кадров, но потом вдруг кричит куда-то в сторону:

— Ник! Иди сюда! Сфоткай нас вместе!

Черт, начать жизнь с чистого листа оказывается сложнее, чем я думала.

Моментально хочется провалиться сквозь землю или мимикрировать* под красную землю с вкраплениями желто-зеленых кустов, только бы убраться с линии обстрела сапфирового взгляда Одинцова. Даже с учетом забитой туристами площади, только рядом с ним мне мгновенно становится тесно, душно и не хватает воздуха.

На нем футболка с длинными рукавами, и я хорошо знаю, почему. Такие же фиолетовые кровоподтеки скрыты воротом моей водолазки. Хотя сейчас жарко и в Москве я бы никогда не надела в плюс двадцать пять водолазку, после вчерашней ночи нельзя иначе.

Отвожу глаза от его рук, потому что от воспоминаний, как я вылизывала и кусала его кожу, рот сам собой наполняется слюной.

Стоит ему приблизиться, как аромат бергамота с лимоном снова берет меня в плен, словно в объятия. Старый добрый и такой жестокий друг.

Витя притягивает меня ближе, а я… закрываю глаза. Все равно никто этого не заметит, спасибо солнечным очкам. Видеть перед собой Одинцова больно, как будто я пытаюсь смотреть на солнечное затмение без специального стеклышка.

Но потом я слышу, как Одинцов произносит то, от чего мои глаза сами собой широко распахиваются:

— Сфотографируй и нас тоже.

Что-о-о?!

Он про себя с Витей, я надеюсь?

При появлении начальства Витя моментально убирает руку с моей талии, а я всерьез думаю о том, что сейчас самое время просто взять и удрать. Потому что Одинцов не смотрит на Витю, а значит и фотографироваться хочет не с ним.