Невеста моего сына

Одинцов был в списке международной проверяющей группы, а я была прикреплена к нему как студентка-помощница. Мы выбирались из отеля еще до рассвета и отправлялись инспектировать территорию до самого заката, чтобы убедиться, что парк готов к приему важных гостей. Я впервые поняла, о чем говорил профессор Зелинский, когда предупреждал о том, что это будет сложная поездка.

— А мы будем ночевать в палатке? Поедем на дальние рубежи заповедника? — засыпала я Николая вопросами.

Одинцов скептически приподнял одну бровь.

— Я предупреждал, что хочу быть единственным, кто слышит твои стоны?

— Ага.

— Ну вот, никаких палаток, Александра. Возвращаться будем в бунгало.

Даже при таком графике нельзя было оставаться без сна, как в прошлые дни, и я поняла это очень скоро, когда на второй день пребывания в Акагере заснула сразу же, как только коснулась головой подушки. Весь день мы проводили на ногах, инспектирую, записывая, фотографируя, осматривая каждый уголок парка.

Впрочем, руководство парка, международные организации по защите животных и правительство Руанды уже сделали все, чтобы земли парка можно было назвать практически безопасными. Для львов здесь было самое настоящее раздолье.

Расплодившиеся за время отсутствия больших кошек стада травоядных бродили по саванне мерным шагом без всякого страха. Газели, антилопы, бородавочники и буйволы — за прошедшие пятнадцать лет некоторые из них родились и умерли, так и не встретив ни одного льва на своем пути.

Мы видели слонов, и один из слонов был возбужден, так как у самки началась течка. Эту встречу, по крайней мере, женская часть экспедиции еще долго не забудет. Когда мы увидели, насколько длинным может быть его член в возбужденном состоянии, то по рядам пронесся дружный вздох. Мужчины неловко заерзали на сидениях.

После этой вылазки Одинцов оставил меня даже без ужина, потому что, видите ли, такие квадратные глаза у меня должны быть только, когда я смотрю на него.

— Серьезно, ты что, ревнуешь к слону? — спросила я только через час, когда после головокружительного секса мы вместе приняли душ и заказали еду в номер.

— С тобой я ревную даже к баобабам, на которые ты смотришь восхищением, — сказал он. — Не знаю, что со мной. Никогда не был таким собственником.

На следующее утро у меня начались месячные, что не удивительно. Говорят, интенсивный секс приближает критические дни. Распаковывая новую упаковку таблеток, я только усмехнулась, вспоминая собственные мысли о том, что в эти сорок дней секс мне не светит.

Ох, светил. Еще как.

Впрочем, к вечеру, после тряской езды по бездорожью, я вернулась совсем убитая, учитывая свое состояние, так что рухнула на кровать, обмотавшись одеялом и сказала, что сегодня никаких танцев в моей кровати.

— Слава богу! — выдохнул Одинцов. — Высплюсь наконец-то.

— Ну да, в твоем возрасте надо и отдохнуть.

Он чуть не снес к чертям москитную сетку, когда влетел ко мне под защитный полог.

— Я предупреждал?

Следующие полчаса я расплачивалась за свой острый язык, а Одинцов доказывал, что он еще хоть куда. Только не знаю, кому. Наверное, себе.

Ума не приложу, почему его так цепляет разница в возрасте. Уж я-то точно давно поняла, что меня его возраст совсем не волнует. И не мне нужно доказывать, что даже в тридцать восемь он еще хоть куда.

И слонам ему тоже завидовать не нужно. Природа его более чем благосклонно одарила, и у него самого член настолько идеального размера, что каждое его проникновение, даже самое глубокое, заставляет меня поджимать пальчики на ногах от удовольствия.

Его вкус теперь навсегда ассоциировался у меня только с манго. Терпкий, мускусный, солоноватый, он все равно отзывался во рту сладостью, от которой я теряла голову. Желание кипело в моей крови только от его хриплых стонов и безграничного обожания в сапфировом взгляде, с каким он смотрел на мои губы. Словно я дарила ему самое лучшее наслаждение в целом мире, хотя именно эта наука давалась мне хуже всего.

Этой ночью мы действительно легли спать, но на следующий вечер, когда мы вернулись, приняли вместе душ. Ник настоял на презервативе. В эти дни он был невероятно нежен, осторожен и чувственен, и мое тело пело под его руками.

Я упиралась руками в крохотные квадраты белой плитки, пока он плавно входил в меня, снова и снова. Я была очень чувствительной, и ощущения, если он брал темп выше, все равно отдавались болью. Но он спрашивал, уточнял, а я наслаждалась тем, что он не из тех, у кого во время секса словно язык отнимался.

После, укутав меня в полотенце, он сам опять расчесал мои волосы, почти не причиняя боли. Я и не думала, что расческа в чужих руках может приносить столько удовольствия. Моя подруга Кристина любила, когда ее кто-то расчесывал, я же никогда не позволяла никому из чужих людей касаться моих волос, разве что в парикмахерской, но туда я ходила редко.

И только Николай уже во второй раз брал расческу в руки и водил ею по моим волосам, делая то, что я ненавидела всем сердцем.

— Почему ты красишься? — снова повторил он, очевидно, глядя на темные пробивающиеся корни.