Коснулась собственного живота. Не знаю, чего я хочу больше. Оказаться беременной или все-таки нет. Я успела передумать о каждом варианте, но так и не знаю, радоваться или плакать. Я повела себя по-дурацки. Ник был прав, для начала нужно дождаться хоть какого-то результата, я же досрочно накрутила себя. И вывалила это все на него.
Это не отменяет того, что он считает меня безответственной и не готовой к взрослой жизни, но об этом я с ним еще поговорю.
Не знаю, правда, когда. Неизвестно, когда Одинцов выкроит свободную минуту и снова захочет меня видеть.
Я даже не знаю, какие срочные дела потребовали его присутствия в Москве. Наверное, нюансы бизнеса не обсуждают со своими девятнадцатилетними любовницами, которые годятся разве что для секса.
В коридорах необычайно оживлено, когда я иду обратно из душа к себе в комнату. Но до меня никому нет дела, слава богу. Кристина едва не сбивает меня с ног, когда я возвращаюсь.
— Наконец-то ты пришла! Там срочно зовут на пропускную!
— Что за паника? Дай хотя бы волосы высушу.
— Ну тогда он точно внутрь не попадает. Ты же знаешь Самуила Яковлевича, он не пускает абы кого, да еще и во внеурочное время.
— Да о ком ты говоришь? Кто меня там ждет?
Кристина хитро улыбается, а я роняю полотенце и вещи из рук.
— Иди, иди, — подталкивает меня она. — Что-то я не помню, чтобы к нам хоть раз Адам приезжал.
На негнущихся ногах выхожу обратно в коридор. Зрителей прибавилось. При виде меня они стихают, но стоит пройти мимо, продолжают сплетничать с удвоенной силой.
Спускаюсь по широким пролетам до первого этажа. И замираю, снова разучившись дышать.
Перед шлагбаумом и суровым вахтером, как тигр в клетке, вышагивает Одинцов. Рядом разводит руками академик Зелинский.
— Ну, Николай Евгеньевич, такие правила, — извиняется академик.
— На двери у нас указано время визитов, — упрямо бубнит Самуил Яковлевич. — А вы опоздали. Однажды, я даже президента я не пропустил, потому что пришел не ко времени и у него не было спецпропуска.
Я не знаю плакать мне или смеяться. Самуил Яковлевич часто рассказывал про президента, но только теперь мне смешно до слез. Кажется, в лихие девяностые кто-то из политиков решил заехать в университет с показательным визитом, но так и не попал в общежития. Тогдашнего президента действительно не пропустил очень принципиальный вахтер.
Закончив марш от одной стены к другой, Одинцов резко разворачивается и тогда же видит меня.
— Как видишь, я пытался, — разводит он руками. — Но трубку взял только наш уважаемый академик. Правда, даже он мне не помог. У вас тут прямо режимный объект. Даже президентов не пускают.
Сбегаю с последних ступенек и неловко переступаю с ноги на ногу. Я чуть не бросилась ему на шею при всех и не расцеловала. Вдруг ему не понравилось бы такое проявление чувств? Может, он не хочет, чтобы академик знал?
— С возвращением, Александра, — улыбается мне Валерий Бенедиктович. — Понравилось в экспедиции?
— Очень, — тихо отвечаю я.
— Это хорошо. Тут Николай Евгеньевич тебя обыскался, сказал, срочное к тебе дело. Уважаемый человек, привык, что перед ними все двери раскрываются.
— … А оказалось, не все, — заканчивает за него Одинцов.
— Без пропусков не пускаю, — шаркая ногами, Самуил Яковлевич, возвращается на свой пост, откуда громче добавляет: — Никого!
— Ну раз вы нашли уже нашу студентку, я вас оставлю.
Академик уходит, а я перевожу взгляд на Одинцова. Он сверлит меня хмурыми сапфирами.
— И почему ты попросила Гришу привезти тебя в общежитие?
— Вообще-то я здесь живу.
— А я даже не могу навещать тебя без пропуска и вне часов визита?
— Такие правила, — отвечаю я.
— И даже не могу подняться к тебе.
— Не можешь.
— И не могу остаться.
— Точно нет, — округляю я глаза. — Это запрещено.
Одинцов поражен до глубины души. Все его связи, список «Форбс» и деньги мира оказались бесполезными перед принципами вахтера общежития номер пять биологического института.
— Это выгонять меня на улицу должно быть запрещено, — проворчал он. — Немыслимо!
— Через час тебе даже в холле находиться будет нельзя. Двери закрывают на ночь.
— Что? Тогда собирайся.
— Куда?
— Ко мне, конечно! Я не думал, что здесь у вас такие порядки! Я вообще не рассчитывал, что ты уедешь к себе в общагу! Приехал домой, а тебя, оказывается, там нет.
Оказывается.
Я сложила руки на груди. И строго сказала:
— Мы даже не обсуждали, куда мне ехать.
— Знаю, — выдохнул он. Шагнул ко мне ближе и взял мое лицо в свои ладони. — Прости, я слишком переживал о делах. Вся голова была ими забита. Ты ведь не против переехать ко мне? Я не могу без тебя, Саша. Не могу видеть тебя в строго оговоренные часы и это немыслимо выбивать пропуск у руководства общежития, чтобы навестить тебя. Это абсурд. Я хочу тебя, даже во внеурочные часы. Двадцать четыре часа в сутки. Каждую свободную минуту. И мне не нужен для этого специальный пропуск.
Он наклонился и едва коснулся моих губ, как сзади раздалось суровое покашливание и скрипучее:
— Целоваться здесь тоже запрещено.
Я рассмеялась и закусила губу. Николай всплеснул руками и отошел на шаг дальше.