Невеста Моцарта

А переехали они, потому что… И почему мне до сих пор не нравился ответ на этот вопрос? С того дня как у меня в руках побывало досье на Антона я спрашивал себя об этом, и уже тогда было стойкое ощущение, что его мать сбежала. Не зря ведь фамилию поменяла. Но, даже получив ответ, я сомневался до сих пор.

— И да, и нет. Я выбирала стул, от которого шла информация, — скептически скривилась Элька, давая понять, чтобы я не умничал. — И прости за мои манеры, но мы ушли потому, что сейчас тебя очень ждут дома. Так что жми на газ, Емельянов, и не отвлекайся.

— Дома? — я на ходу полез в карман. — О, чёрт!

Телефон сел и отключился.

— Да, да, — кивнула она.

И я мог бы её пытать, но она не сказала бы больше — именно так было написано на её лице. Поэтому я сосредоточенно всматривался в свет фар и молчал всю дорогу.

Я сомневался, что она не узнает, но пока Элька явно была не в курсе, что, уходя, я задал Алле всего один вопрос:

— Зачем?

Она удивлённо захлопала ресницами.

— Зачем что?

— Вам же велели ответить, что отец Антона — Дмитрий Давыдов. Зачем вы сказали правду, Алла?

— Мужчины, — усмехнулась она. — Вы всё время играете в какие-то свои игры. А я просто мать. И любой ценой буду делать то, что лучше моему ребёнку. Любой ценой. Скажите, моему мальчику лучше быть на вашей стороне, или на вашей мушке, Сергей? Быть вашим братом, хоть это и неожиданно, или сыном вашего врага и убийцы?

— Я тоже убийца, — смотрел я на неё в упор.

— Я знаю, — ответила она таким же прямым и честным взглядом. — И я очень надеюсь, что, если на кону будет жизнь Антона, ваша рука не дрогнет. А ещё я искренне верю, что, как и он ради вас, так и вы ради него сделаете всё, даже невозможное. Мне плевать, что просили меня вам сказать. Антон в вас верит. Всегда верил. Так и вы поверьте в него.

У меня была вся ночь, чтобы об этом подумать. А ещё о том, чего недоговорила Целестина. Если бы не севший телефон, я бы уже начал отдавать распоряжения. Но он сел, и пока я сводил концы этой головоломки в уме. И не могу сказать, что успешно.

Мы подъехали к окраинам города к утру.

Небо едва начало сереть, когда Элька выгнала меня из-за руля.

— Мне проще доехать самой, чем объяснить, — прокомментировала она своё странное поведение.

И не просто холодок, ледяной пот потёк у меня по спине, когда она остановилась возле круглосуточной ветеринарной клиники и кивком отправила меня на выход.

— Зря вы не остались на ужин. У Марго, — сказала она в открытое окно.

— Что? — развернулся я вслед отъезжающей машине. Ужин? Какой нахер ужин! — Э, ты куда? А машина?

— Твой водитель заберёт! — крикнула она и вдруг резко затормозила и высунулась. — И, кстати, Моцарт, не приезжай больше без звонка!

Что? Я отвлёкся, потому что до меня дошло… Блядь! Ну, конечно!

Я ошарашено смотрел ей вслед. Чёртова Целестина! Я только что понял, что она имела в виду, когда сказала про ужин. А ведь мог бы и сам догадаться! А где ещё ему быть, если он жив?

Но сейчас мне некогда было думать об отце. Как и ближайшие сто лет.

Сейчас я торопился в ветеринарную клинику.

Глава 26. Евгения

— Женя?

Его голос в пустом вестибюле прозвучал как раскат грома.

— Сергей! — я сорвала с себя тонкий флисовый плед, что принёс из машины Антон, чтобы меня укрыть, и подскочила с диванчика, где мы сидели.

— Что с Перси?

На Моцарта страшно было смотреть. Наверное, на меня тоже. Заплаканная, опухшая, виноватая, я не знала, что сказать.

— Он под капельницей, — едва выговорила я, и слёзы хлынули с новой силой. — Ему сделали промывание. Врач сказал теперь надо ждать, больше они ничего сделать не могут.

— Чего ждать? — смотрел он на меня страшными глазами. — Что случилось?

— Он объелся тортами, — ответил Антон.

— Какими тортами? Я ничего не понимаю, — смотрел Моцарт то на меня, то на Антона.

— Их привезли, чтобы мы выбрали какой заказать на свадьбу. Семь штук. Разных. Из кондитерской, — я сглотнула, так трудно мне было говорить. — И мы съели по кусочку, а остальные остались на столе. В столовой.

— Ясно, — он выдохнул. Стиснул зубы. Сокрушённо качнул головой.

— Да, да, я помню ты предупреждал, что он сладкоежка, — бежала я за Сергеем, потому что он куда-то шёл. Я понятия не имела куда. Я не понимала зачем. Я вообще ничего не соображала, просто шла за ним и всё.

— Где он? Где Перс? Где врач? — наконец остановился Моцарт.

— Там, — показала я в противоположную сторону. — Нам сказали сидеть в коридоре, — снова топталась я рядом, со стойким ощущением, что путаюсь у него под ногами. — Сказали, в кабинете сидеть нельзя и выставили.

— Ну пусть попробуют выставить меня, — рывком открыл он дверь.

У меня сердце зашлось от вида Перси, лежащего на столе. Такого несчастного. Такого беззащитного. Такого одинокого. С бинтами на лапках, проводами капельниц и закрытыми глазками.

— Эй, ты как, дружище? — погладил его Сергей по голове, но тот даже не шелохнулся.

Господи, как же мне хотелось, чтобы это я лежала сейчас там, а не бедная собака. Пусть бы лучше я умирала. Пусть даже умерла. Я. Только не этот безобидный добрый весёлый пёс. Я.