— Можно я тоже тебе кое в чём признаюсь? — спросил Моцарт, уже втиснув машину в узкий карман на соседней улице: возле нашего дома припарковаться было негде.
Он промолчал всю дорогу и я, глядя на его задумчивое лицо, не рискнула ни о чём расспрашивать.
— Если для этого мне не придётся убивать сестру, валяй.
Он засмеялся.
— Мы бы сейчас сюда не поехали, если бы я сдуру не прихватил чемодан, — показал он на мамин багаж, что даже не катил, а нёс в руке, Геракл.
— Не очень тянет на настоящее признание, но сойдёт, — остановилась я к нему лицом.
— Просто ты не знаешь куда бы мы поехали и зачем.
Я замерла, глядя на его невозмутимую рожу. О, чёрт! Это то, о чём я подумала? У нас мог быть секс? Или он опять со мной играет?
— Моцарт, если ты имел в виду…
— Женя, ну вы где потерялись? — голос моей сестры заставил меня замолчать. — Уже и ужин привезли. Он стынет, а вас всё нет.
— Нет, я совсем не это имел в виду, хоть мне и нравится ход твоих мыслей, — поцеловал он меня в лоб, когда Сашка обиженно отвернулась, словно это она весь день готовила, а не Михаил как всегда заказал еду из ресторана с доставкой, и хлопнула дверью подъезда.
Чёртов чемодан! Чёртова Сашка! Но увы, момент был упущен. И чувствую, дома меня будет ждать всего лишь очередной конверт, а не то, что я подумала. Но я бы всё равно отказалась уехать. У моих родителей что-то произошло: сейчас я нужна им здесь.
Даже не смотря, на откровения в аэропорту, в целом ужин прошёл чудесно.
Много говорили о Швейцарии. Все друг другу улыбались. И даже не делали вид, что всё хорошо, было стойкое ощущение, что всё действительно хорошо. Безмятежный Моцарт шутил. Довольный Михаил громче всех смеялся над его шутками. Мама с папой наперебой вспоминали курьёзные случаи с наших семейных поездок. Я тихо млела, чувствуя горячее бедро своего будущего мужа. И только Сашка так сжимала в руке вилку, что казалось серебро или согнётся, или расплавится. У меня было чувство: она злится, потому что Моцарт её послал. И я поймала себя на мысли, что даже согласна побыть в счастливом неведении относительно того, что он ей сказал. Ха-ха, и пусть злится.
Все ещё сидели за столом, когда мама попросила меня помочь «накрыть чай», а затем потянула в мою комнату.
— Не хочешь позвать Сашу? — удивилась я, когда она плотно закрыла дверь.
— Ни в коем случае, — тяжело вздохнула она. — Я хочу сказать это только тебе. В общем, — она сцепила руки в замок. — Мы с папой разводимся.
— Что? — потрясла я головой. — Как?
— Как все обычные люди, чьи отношения себя исчерпали, — пожала она плечами.
— Ма-а-ам…
— Знаю, знаю, что ты думаешь. Что я сошла с ума. И не надо торопиться. Надо все как следует обдумать. Но я подумала, солнышко. Я очень хорошо подумала. То, как он поступил с тобой словно что-то сломало во мне. Как он поступил со всеми нами. Нет, нет, ты не думай, что я себя оправдываю. Я виновата не меньше, что не настояла, не заступилась, не упала в ноги Сергею Анатольевичу и не отстояла тебя.
— Мам, да у нас всё хорошо с Сергеем. Сначала да, было страшно, обидно, одиноко, тяжело. Но сейчас всё более-менее сложилось. Мы ладим.
— А то я не знаю! Ты скажешь что угодно лишь бы меня не расстраивать, — всплеснула она руками. — Это ни к чему, моя девочка. Я предала своих детей. Я поступилась вашим счастьем ради своего спокойствия. И я не прошу твоего прощения, я его не заслужила. Но не успокаивай меня, пожалуйста!
— Мам, у нас всё хорошо, поверь! Он… — я не знала, как же объяснить маме, что Моцарт лучшее, что случалось со мной до сих пор, растеряно оглянулась на стол и сбилась: там лежала кожаная папка с документами на купленный отцом особняк. Я принесла её с папиного кабинета, пока тут жила и забыла вернуть. И толстые волосатые пальцы дяди Ильдара, что поглаживали эта папку, а потом мою руку моментально всплыли в памяти. — Мам, папу подставили. Ильдар Саламович тоже в этом замешан. Ему нужна была я, чтобы следить за Моцартом.
— Детка, — сочувственно покачала головой мама и шока явно не испытала. — Никто его не подставлял. Мы что куклы? Марионетки? Или тупые животные, чтобы не понимать во что ввязываемся? Мы взрослые люди. Образованные, грамотные, интеллигентные. И мы должны отвечать за свои поступки, а не искать им оправдания. Даже ты, ещё неоперившийся птенец, разобралась. И не говори мне, что отца подставили. Ты задала ему очень правильный вопрос: как он собирался возвращать долги?
— Ты подслушивала? — удивилась я.
— Это было ни к чему. Он сам мне рассказал. Но он не нашёл в себе мужества сказать тебе правду. А я отвечу. Он собирался пойти на преступление. Кражу. И для этого ему нужна была я.
— Кражу чего? — опешила я.
— Не думаю, что сейчас это так уж важно, — она тяжело вздохнула. — Экспоната из хранилища музея.
— Твоего музея? — глаза полезли у меня на лоб.