Невеста Моцарта

— Украла, солнышко. Давай называть вещи своими именами. Вынести из музея экспонат, учтённый или неучтённый — это значит украсть. И, когда отца обманули с деньгами, он уверял меня, что это отличный выход. Что это решит все наши проблемы. А мне и делать ничего не надо, — она возмущённо всплеснула руками, — только найти среди сотен тысяч предметов нужные и принести.

Я снова горько усмехнулась. А выбор действительно был. Но как-то невелик. Или жену в тюрьму за кражу. Или дочь замуж за бандита.

— Но, между нами, ты попыталась?

Она закусила губу и кивнула.

— И даже нашла. Одну картину.

— Как?!

— Не знаю. Случайно. По наитию. Или просто повезло. Но мне почему-то казалось, что я её уже видела. Очень давно. Там, где она никак не должна была находиться. Не помню уже зачем чёрт меня понёс в те запасники, куда много лет никто не заглядывал и ещё столько же не заглянет, а она стояла так, словно её ткнули поспешно, знаешь, как книги в библиотеке — на первую попавшуюся полку. Я наклонилась, чтобы её поправить, удивилась, что делает северное возрождение в советской живописи. Но тогда я была лишь молодым специалистом, чтобы задавать вопросы, подумала, что просто ошиблась и не придала значения тому факту.

— Пока не увидела эту картину снова? У коллекционера?

— Копию. И не самую лучшую. Но я и тогда не сразу вспомнила, просто что-то мелькнуло.

— И ты не сказала папе, когда нашла?

— Я кинулась искать, когда он тебя уже сосватал. В отчаянии. Ведь он только на твоём дне рождения поставил меня в известность о своём решении. И Моцарт тебя сразу забрал. Я призналась отцу уже в Швейцарии. Сказала, что сама пойду к Сергею с этой картиной и выкуплю тебя.

— Но отец и так предлагал этот вариант Сергею? — догадалась я.

Он не имел права. Он просто не оставил маме выбора, если бы Моцарт согласился. Не удивительно, что её это так оскорбило, что она даже решила подать на развод.

— Да, — прикрыла она на секунду глаза, — когда Моцарт сказал, что поможет, но деньги в оплату за свои услуги его не интересуют, сначала отец предложил ему чёртов особняк, — она в сердцах скинула со стола папку. — Но Сергей Анатольевич рассмеялся и сказал: то, что можно купить за деньги, ему тоже неинтересно. И, увы, на счёт живописи он сказал то же самое: это не про него.

— И тогда дядя Ильдар подсказал отцу предложить меня? Или Моцарт попросил меня сам? — спросила я и затаила дыхание.

— Сам, — выдохнула мама и без сил опустилась на стул. — Он попросил сам, детка.

Я пониже опустила голову, собирая рассыпавшиеся листы, чтобы она не видела мою улыбку.

— Вот только не знаю почему сказал, что для тебя так будет лучше.

— Кто? Отец? — положила я на стол папку.

— Да ну, отец! Моцарт! — выдохнула она.

— Мам! — я порывисто её обняла. Прижала к себе и склонилась к седеющей голове. — Спасибо! Спасибо за всё! И знаешь, что? Не разводись. Не стоит оно того. Тем более инцидент уже исчерпан. Мы все делаем глупости, бываем не правы, совершаем ошибки. Порой очень жестокие ошибки, которые приносят много боли. Но всё же прости его. Не уходи. Не надо наказывать себя или отца лишь потому, что кто-то считает: ты обязана быть другой, принципиальной или гордой. Ты ничего нам не должна. Ни мне, ни Сашке. Никому ничего не должна и не обязана. Не вини себя, что ты нас не защитила. Ты защищала сколько могла. Только мы уже выросли, мам. И теперь сами за себя в ответе.

— Какая же ты у меня… замечательная, — обняла она меня крепче.

— И это тоже твоя заслуга, — улыбнулась я.

— Но как же ты с этим бандитом…

— Я?! Прекрасно! Мам, я люблю его! — присела я перед ней на корточки. — Уверена, это не входило ни в чьи планы: отца, дяди Ильдара, Сашки и даже самого Моцарта. Но, если будет надо — я убью за него. Или умру. А всё остальное уже неважно. Ма-а-м! — укоризненно покачала я головой. И вытерла выкатившиеся из её глаз слезинки. — Я. Его. Люблю. Он лучше всех, клянусь. Спасибо!

— За что? — вытерла она глаза.

— За правду, — встала я, взяла со стола и прижала к себе папку. — Наверное, и я не должна была, но тоже его простила кое за что. И, кажется, только что поняла…

— Что? — проводила она меня глазами. В дверь постучали, и я пошла открывать.

— Что ты лучшая мама на свете, — подмигнула я. И распахнула дверь.

— Прости, что помешал, — уперев руку в косяк, стоял за дверью Моцарт. — Нам по… ра…

Он успел договорить, но ему же хуже, что его губы так и остались приоткрытыми на последнем «а». Что он выдохнул «ра» мне в рот. И так неудачно встал, что папка, выпавшая у меня из рук, упала ему на ногу… когда он ответил. Когда подхватил меня за шею и жадно впился в мои губы. Когда мир качнулся и исчез, стыдливо оставив нас вдвоём. В комнате полной народа. В доме, что больше не казался моим. С людьми, что больше не были самыми главными в моей жизни. Потому что теперь в ней был он.

Моя котлетка. Чудище моё ненаглядное. Мой океан. Великий и ужасный.

Такой один.

Глава 27. Моцарт

Она всё же застала меня врасплох.

Опрокинула оборону. Пробила брешь в защите.

И положила на обе лопатки. В прямом смысле.