– Будь ты проклят… Будь ты проклят, Ироко! – бормотала она, спотыкаясь на вылезающих из сухой земли твёрдых корнях каатинги. – Будь ты проклята, моя мать! Вот чем приходится заниматься! Ошала, будь ты проклят! Ты никогда, никогда не мог меня защитить! Ты пил мою аше, как кровь, – и плевать на меня хотел! Будь ты проклята, моя сестра, – если бы я знала… Если бы я только знала!..
Близнецы не переставали вопить ни на миг. Стоило Ошун дать грудь одному из них – как тут же принимался реветь другой. В маленькой комнате на втором этаже дома Жанаины было душно, старый кондиционер отважно гудел, но не справлялся с густой декабрьской жарой. Ошун, заплаканная, измученная, ходила от стены к стене то с одним, то с другим малышом на руках уже несколько часов. Волосы, выбившиеся из узла, падали ей на лицо. Ошун не убирала их. Её потухшие глаза смотрели прямо перед собой – без чувств, без света. Она качала детей на руках машинально, не глядя в их сморщенные от крика рожицы – молчаливая, прямая, с окаменелым лицом. Несколько раз она слышала, как осторожно стучит в запертую дверь Жанаина. Но заставить себя открыть дверь Ошун так и не смогла.
В сумерках над черепичными крышами Пелоуриньо взошла луна. Её холодный свет вкрадчиво скользнул в комнату. Близнецы совсем обессилели от крика и теперь лишь жалобно попискивали. Ошун на цыпочках подошла к развороченной постели, осторожно опустила на неё малышей. Выпрямилась, закусив губы и стараясь не расплакаться от боли в спине. От высохших слёз саднили веки. Смертельно хотелось упасть вниз лицом на скомканную простыню, закрыть глаза и умереть.
Вместо этого Ошун взяла со стола пластиковую бутылку и долго тянула из неё теплую воду, роняя капли на липкую от пота грудь. Затем двумя решительными движениями скрутила перепутанные волосы в жгут и, как кинжал, вогнала в них шпильку. Высморкалась в мокрую детскую пелёнку. Шумно вдохнула и выдохнула. И, подняв руку к мертвенному лунному лучу, ползущему по стене, сиплым от слёз и усталости голосом воззвала:
– Салуба, Нана Буруку!
Из лунного света соткалась высокая женская фигура. Нана Буруку шагнула в комнату и непринуждённо присела на край стола.
– Оро ейе, прекрасная Ошун, звезда любви, приветствую тебя!
В её голосе было столько издевательской насмешки, что у Ошун сдавило горло. Не желая показать свой страх, она отступила в тень. Стараясь, чтобы голос звучал ровно, спросила:
– Зачем тебе понадобилось сломать мою жизнь, Нана Буруку?
– Позволь не объяснять тебе моих путей, девочка, – холодно отозвалась Нана. – Помнится, год назад я просила тебя – очень вежливо, между прочим! – не соваться в мои дела. Но ведь ты привыкла думать только о своих капризах и прихотях.
– Это была не прихоть! И не каприз! Я…
– Ты всего лишь влезла не в своё дело, красавица Ошун. И предоставила расхлёбывать это другим.
– Что толку сейчас говорить об этом? – вздёрнула Ошун подбородок. – Ты вздумала отомстить мне? Сейчас? Больше года спустя? Месть – блюдо, которое подают холодным, но не протухшим, Нана Буруку!
– Много чести – мстить тебе, – презрительно отмахнулась Нана. – Ты всего лишь глупая девчонка, которая не видит дальше собственного носа. Никак не могу понять, за что тебя так любит моя Эвинья. Эва непослушна и совсем не чтит мать, но надо отдать ей должное: она очень умна. Ты ведь недаром сегодня сбежала от неё, пряча лица своих малышей, не так ли?
– Сука… – процедила сквозь зубы Ошун. – Проклятая сука!
– И это говоришь мне ты? – подняла брови Нана. – Ты, – которая обманывала мужа, ложась в постель с его братьями? Ты, – которая обманывала единственную настоящую подругу, трахаясь с её… Дьявол, кем же всё-таки Эшу приходится моей Эвинье? Братом или мужчиной? Они, наконец, разобрались с этой нелепостью?
– Эшу не брат Эве по крови. У них нет общих родителей, все об этом знают. – Ошун облизнула пересохшие губы. – Да и какое тебе до этого дело, если им хорошо вместе?
– Никакого… – зевнула Нана Буруку. – Ровным счётом никакого – до тех пор, пока вы не вмешиваетесь в мои дела. И то, что с тобой стряслось, целиком и полностью твоя вина, девочка! Ты сама улеглась в постель с Эшу. Тебе нужна была помощь, а Эшу никогда и ничего не делает даром. А заплатить ты можешь только одним. И то, что Таэбо и Каинде родились от Эшу…
– Это неправда! Неправда! – Ошун, теряя голову, бросилась к Нана – и замерла, остановленная её ледяным взглядом. – Я видела своих детей сразу после рождения! Они были похожи на Шанго! Их отец – Шанго и никто другой!
– Прекрасно, девочка моя. Осталось только убедить в этом Шанго! – пожала плечами Нана. Покосившись на хнычущих близнецов, она усмехнулась краем губ. – С ума сойти… Ведь и впрямь на одно лицо с этим мерзавцем Эшу! Только моя идиотка сестра могла не заметить этого сегодня! Впрочем, ты ведь, кажется, так и не дала своих детей ей в руки? Умно, нечего сказать… Но ведь это не может продолжаться вечно, а, Ошун? Рано или поздно Жанаина увидит своих внуков – и поймёт, от какого её сына они рождены!