В гостиной меня встретили сидящие на диване отец и мама, у них были такие лица, словно они блуждали по лабиринтам ада. При виде маминых впалых глаз и остро выступающих скул у меня защипало в глазах, и я отвернулась. Сидевший на полу перед разложенной «Монополией» Майкл поздоровался со мной взглядом. У него на затылке должен быть шрам, который он получил, когда я однажды уронила его, пока несла на спине. С трудом сдерживая слезы, я бросила в пустоту:
– А Дэвид?
В другое время мама бы отругала меня, велев называть его «старший брат», но сейчас она лишь вздохнула, а отец сказал, что он в своей комнате.
– Ох, и что энто здесь происходит?!
Следовавшая за мной тетя, оттолкнув меня, подбежала к маме и заключила ее в объятия.
– Хончжу, как мне теперича? – увидев тетю, мама заплакала.
Отец сказал Майклу:
– Чонгю, возьми братишек, и пойдите играть в спальню. А по дороге попроси брата спуститься вниз.
Майкл был разочарован, что его не посвящают в важные семейные дела, но послушно взял Пола и Гарри и поднялся на второй этаж. Я подумала, что если меня отправят в свою комнату, то я не послушаюсь, но, вытерев слезы, мама попросила меня принести чай, что означало, что я могу быть в комнате, где будет проходить разговор с братом. Для себя тетя Роуз попросила черный кофе. Я пошла на кухню и приготовила чай с молоком для мамы и брата, черный – для отца и две кружки кофе.
– Он несколько дней молчал, а вчера сказал, что у него есть разговор, и неожиданно сообщил, что идет в армию, – донесся голос убитой горем мамы.
– На днях все молодые американцы в центре города объявили, что пойдут в армию. Чонхо – тоже юноша. И все же тебе ни в коем случае нельзя его отправлять! – настаивала тетя, которая выслушивала нас внимательнее, чем мама, и всегда была на нашей стороне в случае конфликтов с родителями.
– Я весь день его вчера сдерживала и говорила ему. Он наотрез отказывается слушать и отца, и меня. Хончжу, ты поговори с ним. Он хоть тебя слушает, – голос мамы звучал напряженно.
Как говорила мама, первой, кому брат рассказал о своей любви и о расставании, была тетя. Если бы мама узнала, то расстроилась бы, но я понимала брата. Мы выросли, видя, как мама страдает без отца. Мы думали, что с его возвращением ее муки кончатся, но мама по-прежнему тащила на себе груз этой жизни. Брат, видимо, не смог рассказать маме о том, что влюбился, или о том, как ему больно от разрыва. Если мама делала все для брата, то и брат тоже ставил маму превыше всего.
Обычно, когда я наблюдала за ними, меня разрывали пополам противоречивые чувства. Мне было, с одной стороны, обидно, а с другой – я завидовала тому, что мама, что бы ни случилось, прежде всего думала о брате. Я чувствовала несправедливость в том, что она отправила брата в университет на материк, а мне ехать запретила. Тем не менее, вспоминая об ожиданиях, взваленных на плечи брата как на первенца, я думала, что это и к лучшему, что меня не ставят на первое место. При мысли, что решение Дэвида, который никогда не изменяет своим словам, – это не импульс и не блеф, я забеспокоилась еще сильнее.
Когда я вошла с подносом в гостиную, брат уже спустился вниз. Лицо у него было опухшее. Отец сидел на софе, которую использовал во время работы, а мама с тетей – напротив на диване. Поставив чай и кофе на стол, я села на стул рядом с диваном. Постояв немного, брат сел на свободное место рядом с папой на софу.
– Давайте немного все успокоимся и выпьем чаю!
После слов тети Роуз все, словно марионетки, которыми за ниточки управляет тетя, взяли свои кружки и стали медленно пить. В гостиной раздавалось лишь звяканье кружек и прихлебывание. В этом безмолвии мама и отец желали, чтобы тетя отговорила брата, а Дэвид хотел, чтобы тетя убедила родителей. Будто осознавая свою значимую роль, тетя начала, откашлявшись:
– Чонхо, выйдя замуж за Чарли, я-то тоже стала наполовину американкой, но не суть. Ты проучишься еще один семестр, закончишь университет и устроишься на работу, почём же ты решил ввязаться в эту американскую войну? Ты хоть знаешь, какие черти энти японцы? Ты только посмотри, как они разбомбили Пёрл-Харбор! Подонки! Не поддавайся энтим мыслям, измени решение и останься!
Брат не отвечал. Он всегда таким был. Если я, протестуя, кричала и выплескивала эмоции, то брат тихо добивался своего. Собравшись с силами, мама сказала:
– Ты знаешь, отчего погиб твой дед? Он вступил в повстанческую армию, сражался против японцев и умер, когда мне было девять лет. И мой старший брат тоже погиб в стычке с японским полицейским. Отправив меня замуж так далеко, моя мать желала мне спокойной жизни там, где не будет японцев.