Невеста по спецзаказу или Моя свекровь и другие животные

И еще раз мышцы… какого-то желто-бурого окраса, причем буроты неравномерной… и с блестками. Их особенно много было на волосах. Заплетенные в тонкие косички, те торчали шкурой дикообраза, и косточки с бусинками в эту прическу вписывались вполне гармонично.

На плече судьбы возлежала знакомая дубина.

А бедра опоясывала узкое меховое полотенчико, изрядно поеденное молью.

Я моргнула.

И перевела взгляд на лицо.

Плоский нос. Высокие скулы. И щеки, почему-то в пене… золотистой пене, которая медленно сползала, оставляя белесые полоски ожогов. Увидев мой интерес, судьба выпятила челюсть и зарычала. От утробного его голоса у меня мурашки по спине поползли, а голову определенно заклинило, если я выдала:

— Будешь кусаться, маме пожалуюсь!

Рык стих.

Судьба моргнула. А потом вдруг взвизгнула тоненько и отскочила в сторону. Припала на колено, скинув дубину, как мне показалось себе же на ногу, и завертелась юлой.

— А… простите, что он делает? — спросила я свекровь, которая возникла за моей спиной. Надо же, и не слышала я, как она подошла.

— Это… — она коготком сняла упавшую ресничку, — древняя традиция… очень древняя… жених показывает, насколько он рад встретить невесту…

— А…

Судя по страсти, с которой исполнялся танец, особенно по рожам, что он мне корчил, бедолага был просто-таки вне себя от счастья.

— А… дубина зачем?

— Для полноты образа, — свекровь была невозмутима. — Круон должен уметь прокормить свою жену… и детей.

Бедолага застыл, тяжело дыша, и пользуясь этакою передышкой меховое полотенчико сползло к босым его ступням.

— А это… тоже? Традиция, да? — я отвела взгляд.

— Традиция, — как показалось, свекровь говорила сквозь зубы.

Сама виновата.

Могла бы и прислать список их традиций, чтобы не травмировать мою ранимую психику.

…и все-таки, судя по увиденному, мое подсознание отчетливо намекало мне, что длительное воздержание вредит организму.

— …круон показывает невесте себя, как он есть, — свекровь цедила слова. — Дабы никто не посмел сказать, что под одеждой был скрыт дефект…

Я важно покивала.

Конечно, под таким обилием одежды, которое он показал при встрече, только дефекты и скрывать… ага… главное, чтобы ощупывать не заставили, для полной, так сказать, уверенности.

— Дорогой, — голос свекрови стал ласковым-ласковым, и жертва местных традиций вздрогнула и отмерла. — Что у тебя в руке?

Он безропотно протянул лапищу с зажатой в ней многоногой тварью.

— Еще одна традиция, да? — я сглотнула, ибо тварь еще шевелила конечностями, извивалась и выглядела отнюдь не безобидной.

— Это, — свекровь расплылась в дружелюбной улыбке. — Дар, который жених приносит невесте, выказывая глубину своих чувств… это очень редкое насекомое яд которого весьма ценен…

Тварь свернулась клубочком и ощетинилась полусотней игл.

— Спасибо, — вежливо ответила я. — Положите его в баночку, пожалуйста.

— Зачем? — жених-таки подал голос.

— Хранить буду. Под подушкой.

…его.

Что-то жених такое ощутил, если его перекосило…

Глава 10

Когда острый каблучок матушкиных туфель впечатался в лоб, Нкрума лишь смиренно закрыл глаза и подумал, что было бы неплохо, если бы этот самый каблук проломил бы ему череп, разом покончив со всеми мучениями. Однако снисхождения он, судя по всему, не заслужил.

В голове слегка зазавенело.

А стальные матушкины пальцы дотянулись-таки до уха.

Они крутили.

Тянули, заставляя наклоняться ниже и ниже, но боли Нкрума, спасибо сороконожке, не ощущал. Судороги сменились легким параличом. И только глаз продолжал мелко и часто подергиваться.

— И в кого ж ты такой родился? — матушка устала мучить его ухо и обратилась к духам Предков, которые, впрочем, от ответа благоразумно воздержались. — На мою-то голову…

— Мама…

Она устало махнула рукой, прежде чем рухнуть без сил в кресло.

Кресло было низким.

Влажные полотенца — холодными.

Ситуация на редкость неудобной.

Нкрума наклонился и кое-как поднял треснувшую повязку.

— Да чего я там не видела, — устало произнесла матушка, но взгляд отвела. И кивнула, когда Нкрума подали простынь. — Древних ради… лучше бы ты ума нажил, право слово…

— Мама!

— Сама знаю, что мама… — вздохнула она. — Дорогой, я все понимаю… но и у твоего чувства… юмора пределы быть должны. Ты сломал дубину первопредка… порвал шкуру…

Нкрума вздохнул.

…и опозорился так, что… одно радует, встреча была закрытой, а потому сомнительно, чтобы его выступление записали. Попади эти кадры в галосеть и…

…ему осталось бы в пустыню уйти.

— Я не нарочно…

— Охотно верю… выкрал семейную реликвию рода Хамура…

— Это какую? — Нкрума потер переносицу.

Щеки мерзко зудели, и этот зуд проникал сквозь немоту кожи.

— Вот эту, что у тебя на шее… не узнаешь? Надеюсь, Аджаба тоже не узнает…

Нкрума взмолился Древним, потому как почти наверняка Аджаба реликвию свою видела и узнала, и стало быть, нажалуется мужу, а тот после женитьбы характером резко испортился.

— Ничего, дорогой… мне это их стремление похвастать красными камнями никогда не нравилось. К тому же я не раз предупреждала ее, что не стоит бросать вещи где попало, верно?

Нкрума кивнул.