— Я тебе говорила, что тебя здесь близко не было видно?
— Я просто проводил твою бабушку.
— Как великодушно, — усмехнулась я. — А не упомянул ли ты между делом, что залепил ее любимой внучке пощечину? Спасибо, что синяка не оставил.
— За это прошу прощения… не хотел.
— Да нет… очень даже хотел.
Снова наступила тишина. Вовка стоял и смотрел себе под ноги, как будто ждал чего-то. Но я молчала.
— Что-то еще?
— Пожалуй, нет…
— Тогда всех благ.
Я развернулась и зашла в дом. Украдкой я подошла к окну и выглянула. Вовка стоял у калитки еще минут десять. На его лице отчетливо была видна работа мысли. Он отчаянно хотел постучать, и сказать… каждый раз, когда его рука поднималась для стука, что-то его останавливало. Гордость? Возможно… а может быть страх.
Чем дальше двигалось время, тем хуже мне становилось. Я стала нервной из-за того, что каждый день находила золотое борохло, где придется: под кроватью, на стуле, или прямо на обеденном столе! Хорошо рядом было полотенце, и я с испугу не схватила золото голыми руками. Но могла и бабушка заметить…
К реке приходилось ходить уже по два раза в неделю. Бабушка стала замечать неладное, когда я не притронулась к обеду. Я все спихнула на нервы по поводу Вовки, и смерти его дедушки… вроде мне поверили. Но дальше так тоже продолжаться не могло. Я стала плохо спать. Сны если и снились, то какие-то кошмарные и непонятные…
Я подскочила на кровати, как ужаленная. И сообразив, что это просто сон, с облегчением упала обратно на подушку. Это было не в первый раз. Сны стали посещать меня чаще. Они были все реалистичнее и красочнее. Но как их толковать я не знала.
Слегка повернув голову, я увидела, что небо едва светлеет. Я опять проснулась раньше. Но прекрасно понимая, что больше не усну, стала одеваться.